Четвертый раздел Польши и катынская трагедия

Статья опубликована на сайте: katyn.codis.ru
Авутор - Н.С. Лебедева

Катынь - небольшая деревня в 15 км от Смоленска - стала символом преступления сталинского режима не только против 21 тыс. военнопленных - офицеров и полицейских, узников тюрем, но и всего польского народа. Об этом свидетельствует прямая связь между злодеяниями в отношении военнопленных и заключенных тюрем, с одной стороны, и депортациями сотен тысяч польских граждан из западных областей УССР и БССР - с другой. В мировой историографии катынская трагедия изучается уже более полувека. Находки в советских архивах 1988- 1995 гг. основательно расширили источниковую базу данной темы, позволили значительно углубить исследование катынской проблематики2.

Преступление против мира

 Статья 6 Устава Международного военного трибунала дает следующее определение преступлений против мира: «...планирование, подготовка, развязывание или ведение агрессивной войны или войны в нарушение международных договоров, соглашений или заверений или участие в общем плане или заговоре, направленных к осуществлению любого из выше изложенных действий».

Именно таким преступлением и была война, которую готовил и вел сталинский режим против польского государства и его народа.
   Сегодня уже ни для кого не секрет, что в 1939 г. судьба Речи Посполитой была решена в результате сговора двух диктаторов - А. Гитлера и И.В. Сталина. Намерение фюрера «третьего рейха» захватить Польшу превратилось в твердую решимость, после того как в октябре 1938 г., а затем и в январе 1939 г. Варшава отвергла предложение Берлина о подготовке к совместному походу против СССР. 24 октября 1938 г. И. Риббентроп вручил польскому послу ноту с требованием присоединить Данциг к Германии и предоставить экстерриториальную зону для строительства автострады и железной дороги. 21 марта 1939 г. Польше были предъявлены новые, фактически ультимативные требования. 11 апреля Гитлер подписал директиву о готовности начиная с 1 сентября к проведению операции «Вейс» - захвату Польши. Эта акция рассматривалась как прелюдия к войне с Англией и Францией. Гитлер исходил из того, что «содействия России, если она вообще окажется на него способной, Польша никак не сможет принять, так как это означало бы ее уничтожение большевизмом»

Сталин, ликвидировав всех инакомыслящих соратников, переключил свое внимание с дел внутренних на внешнюю политику. Видимо, идея возвращения потерянных в ходе революции и гражданской войны территорий бывшей Российской империи импонировала одержимому гигантоманией «отцу народов». К тому же представлялось заманчивым столкнуть западные демократии и державы «оси», а самому ждать, когда в истощивших друг друга странах вспыхнет пролетарская революция. Антизападные настроения получили отражение в речи Сталина на XVIII съезде ВКП(б), в смещении М.М. Литвинова. Как доносил 5 июня 1939 г. посол Германии в СССР Ф. Шуленбург, новый нарком иностранных дел В.М. Молотов не только не отклонил в разговоре с ним предложение о германо-советском урегулировании, но «почти что призвал нас к политическому диалогу. Наше предложение о проведении только экономических переговоров не удовлетворило его»
   Конкретное предложение заключить соглашение, которое приняло бы во внимание «жизненные политические интересы сторон», было внесено немцами в конце июля. Советское руководство встретило его с интересом и сразу поставило вопрос о территориях, населенных украинцами, т. е. о тех, которые по Рижскому мирному договору 1921 г. вошли в состав Польши. 29 июля 1939 г. статс-секретарь германского МИД Э. Вайцзеккер уполномочил Шуленбурга передать Молотову: «При любом развитии польского вопроса, мирным ли путем, как мы этого хотим, или любым другим путем, т. е. с применением нами силы, мы будем готовы гарантировать все советские интересы и достигнуть понимания с московским правительством» Подчеркивалась и готовность Германии откорректировать свою позицию в отношении Прибалтики, приняв во внимание жизненную заинтересованность СССР в этом вопросе.

1 августа в Берлин поступило сообщение о благожелательном отношении Москвы к идее соглашения. 2 августа Риббентроп в разговоре с поверенным в делах СССР в Германии Г.А. Астаховым выдвинул идею советско-германского секретного протокола, который бы разграничил интересы обеих сторон «на всем протяжении от Черного до Балтийского моря»
   В материалах Нюрнбергского процесса имеется одна интригующая запись беседы Гитлера с министром иностранных дел Италии графом Г. Чиано. Фюрер информировал Италию о предстоящем нападении на Польшу, чтобы заручиться поддержкой Муссолини. Однако в Риме опасались, что конфликт перерастет в мировую войну, к которой Италия еще не была готова. Гитлер же убеждал графа в том, что предстоит быстротечная кампания, не сулящая осложнений державам «оси». При этом был разыгран небольшой спектакль: Гитлера вызвали из зала, где шли переговоры, а через несколько минут он вернулся, держа в руке якобы полученную из Москвы телеграмму, подтверждавшую, что СССР не встанет на пути рейха в его конфликте с Польшей. Именно в тот день, 12 августа, начались трехсторонние переговоры военных миссий СССР, Англии и Франции. Долгое время я, как и многие другие историки, полагала, что эта инсценировка была чистой мистификацией фюрера, до которых он был так охоч. Однако публикация советских архивных документов пролила новый свет на этот эпизод. Оказалось, что еще 10 августа советник германского МИД К.Шнурре сообщил Астахову, что война с Польшей стала неизбежной, поэтому желательно знать, какова будет позиция СССР в случае германо-польской войны. Советник подчеркнул, что германские интересы в Польше ограниченны и рейх готов считаться с интересами СССР, связанными с обеспечением его безопасности

12 августа Астахов проинформировал Шнурре о полученном им из Москвы ответе. Молотов выразил готовность обсудить поставленные немцами вопросы, включая польскую и другие политические проблемыИ, хотя предлагалось вести переговоры без спешки, принципиальное согласие на переговоры было получено. Это означало, что Москва не встанет на пути германской агрессии против Польши.

Результатом последующих переговоров были советско-германский Договор о ненападении и секретный протокол к нему, подписанные в ночь с 23 на 24 августа Молотовым и Риббентропом в присутствии Сталина.
   Традиционно в договорах о ненападении соблюдение нейтралитета обязательно, если одна из сторон является объектом нападения со стороны третьей державы. В пакте же Риббентропа - Молотова нейтралитет гарантировался даже в случае, если участница соглашения сама совершала акт агрессии. Более того, договор запрещал помогать как жертве разбоя, так и любому государству, заступившемуся за нее. Фактически это было соглашение не о нейтралитете, а о сотрудничестве. В нем предусматривались консультации, информация друг друга, решение вопросов «в порядке дружественного обмена мнениями» и т. д. Взаимному сотрудничеству был посвящен и секретный протокол, разграничивший сферы обоюдных интересов СССР и Германии в Восточной Европе. Предвидя, а точнее планируя, «территориально-политическое переустройство областей», входивших в состав Прибалтийских государств и Польши, стороны заранее договорились, какие территории составят сферу интересов рейха, какие - СССР. В дальнейшем предполагалось выяснить, «является ли в обоюдных интересах желательным сохранение независимого Польского государства и каковы будут границы этого государства». Сталин после подписания договора заявил Риббентропу: «Советское правительство относится к новому пакту очень серьезно. Он (т. е. Сталин. - Н. Л.) может дать свое честное слово, что Советский Союз никогда не предаст своего партнера». 24 августа Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение созвать 28 августа внеочередную IV сессию Верховного Совета СССР, включив в ее повестку вопрос о ратификации договора о ненападении между Германией и СССР.

Все указанные действия двух тоталитарных режимов подпадают под понятие заговора - заговора против пяти суверенных государств с целью лишить их независимости и территориальной целостности.

1 сентября 1939 г. гитлеровцы напали на Польшу, два дня спустя Англия и Франция объявили войну агрессору. 8 сентября Риббентроп через своего посла передал Молотову, что разгром польской армии займет несколько недель; в результате будут оккупированы области, входящие в сферу германских интересов, и потребуется сокрушить те воинские соединения, которые уйдут на территорию, составляющую сферу интересов СССР. Шуленбургу поручалось выяснить, не может ли Советский Союз ввести свою армию в эти районы.

5 сентября советский нарком ответил: «Мы согласны с Вами, что в подходящее время нам будет совершенно необходимо начать конкретные действия. Мы считаем, однако, что это время еще не наступило». Тем не менее еще 1 сентября 1939 г. Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение увеличить РККА на 76 стрелковых дивизий, по з тыс. человек каждая, доведя их количество до 173. Этот же орган принял 3 сентября секретное решение о продлении на месяц службы в РККА для красноармейцев и сержантов, отслуживших свой срок и подлежавших демобилизации (всего 310 632 человека), а также об увеличении приписного состава частей ряда округов, автотранспорта, лошадей, тракторов, приведении в готовность пунктов ПВО Ленинграда, Великих Лук, Минска и Киева. Указанные меры относились прежде всего к Киевскому и Белорусскому Особым военным округам, а также к Калининскому и Ленинградскому. 8 сентября Политбюро утверждает совместное постановление ЦК ВКП(б) и Совмина СССР о сокращении на срок с 10 по 20 сентября гражданских грузоперевозок с 66 448 вагонов до 46 243 в среднем в сутки и на треть - пассажирских составов. 10 сентября высшая партийная инстанция поручает Экономсовету обеспечить бесперебойное снабжение армии и флота продовольствием, медицинским обслуживанием, горючим; Комитету обороны - снабжение вооружением, боеприпасами и транспортом, включая железнодорожный. Оба этих органа были расширены путем включения в них самых влиятельных в стране лиц. Их обязывали заседать ежедневно. Таким образом, Политбюро ЦК ВКП(б) приняло все необходимые меры к подготовке широкомасштабной операции - «освободительному походу» в Западную Белоруссию и на Западную Украину.

6 сентября в Москве было принято решение о подготовке соответствующей военной операции - осуществлении «освободительного похода». В связи с этим Политбюро ЦК ВКП(б) предложило наркоматам внутренних и иностранных дел срочно систематизировать сведения о Польше и представить свои записки А.А.Жданову. Именно в его адрес направил справку, подписанную начальником Особого бюро НКВД СССР П.Шарией, нарком внутренних дел СССР Л.П.Берия. В ней характеризовались государственное устройство Речи Посполитой, ее национальный состав, экономика, вооруженные силы, транспорт. Указывалось, что во главе Польши стоит президент, наделенный властью в таких размерах, которые «далеко выходят за пределы функций и прав президента любого буржуазно-демократического государства». Подчеркивалось, что «польская конституция ничего не обещает ни в области социального обеспечения, ни в области охраны труда, она не гарантирует никаких свобод, не запрещает эксплуатации малолетних, не предусматривает никаких обязательств в охране материнства и младенчества». Сообщалось, что, по данным на 1938 г., население страны составляло 34,5 млн человек, причем, по переписи 1931 г., 69% граждан называли себя поляками, 14,3 - украинцами, 3,9 - белорусами, 3,9 - немцами, 7% - евреями. Однако отмечалось, что официальная статистика преуменьшает количество национальных меньшинств, которое, по мнению ведомства Берии, составляло 40% (7 млн украинцев, 2 млн белорусов, 3 млн евреев, 1 млн немцев, 100 тыс, литовцев и т. д.). Указывалось, что в Станиславовском, Тарнопольском, Новогрудском, Брестском и Волынском воеводствах поляки составляли менее 25% населения, в Львовском и Виленском - до 50%, в Белостокском - свыше 50%. Тем самым обосновывалась правомерность «возвращения» этих земель в состав советских Украины и Белоруссии. Подробно освещался вопрос о внешних задолженностях страны, о доле иностранного капитала в акционерных обществах (42,9%), приводились сведения о всех родах вооруженных сил Польши, о ее оборонительных сооружениях.

Весьма любопытен и документ, составленный Восточноевропейским отделом НКВД. В нем, в частности, указывалось: «Польша образовалась после первой мировой войны из частей Австро-Венгрии, Германии, России. Польша при поддержке Антанты захватила Западную Украину и Западную Белоруссию... Государственный строй Польши - республика фашистского типа». Авторы документа стремились доказать, что подавляющая часть населения страны - это безземельные и малоземельные крестьянские семьи (2 650 тыс.), в то время как середняцкие хозяйства насчитывали всего 600-700 тыс., кулацкие же, владевшие от 10 до 15 га земли, - 300 тыс. Подчеркивалось при этом, что помещики, духовенство и государство владели почти половиной всей земельной собственности (42,4%). Приводились в справке и сведения о крупнейших партиях Польши. При этом ОЗОН характеризовалась как правящая партия, созданная Рыдз-Смиглы в 1937 г.; «Стронництво Народове» как «правое крыло польского фашизма», бывшие национал-демократы, «эндеки»; «консерваторы» как реакционная партия крупных землевладельцев (группа Радзивилла), целиком поддерживающая «фашистский правящий лагерь»; «Стронництво Людове» («Народная партия») как левая оппозиция, отражающая интересы зажиточного крестьянства; «Партия польских социалистов» (ППС) как выступающая за восстановление буржуазного парламентаризма; «Украинское национально-демократическое объединение» (УНДО) и Бунд как националистические объединения буржуазных слоев нацменьшинств Польши. В справке утверждалось, в частности, что «предательская, контрреволюционная политика Бунда особенно усилилась в последнее время благодаря широкому проникновению в se ряды и на руководящие посты в центральном аппарате троцкистских элементов. Ряд печатных органов Бунда.... используются троцкистами для своей антисоветской, контрреволюционной и подрывной деятельности среди местного пролетариата». Неудивительно, что в дальнейшем НКВД одной из главных задач особистов считал выявление всех членов политических партий Польши, от левых до самых правых, как наиболее активной части населения, и их поголовное уничтожение.
   Материалы о Западной Украине и Западной Белоруссии, о политике польского правительства было поручено подготовить и Исполкому Коммунистического Интернационала (ИККИ). В первые дни войны руководство Коминтерна, не получая указаний из Кремля, не видело ничего плохого в многочисленных заявлениях компартий в защиту Польши с осуждением германской агрессии, в призывах сражаться против нацизма и фашизма. Однако Г. Димитров, генеральный секретарь ИККИ, 7 сентября был вызван к Сталину, где ему «разъяснили» ситуацию. Вождь охарактеризовал Польшу как фашистское государство, которое угнетает украинцев, белорусов и др. «Уничтожение этого государства в нынешних условиях означало бы одним буржуазным фашистским государством меньше! Что плохого было бы, если бы в результате разгрома Польши мы распространили социалистическую систему на новые территории и население», - сказал Сталин. 15 сентября секретариат ИККИ принял постановление, запрещавшее коммунистам и сочувствовавшим им вступать в легионы, которые начали создаваться в ряде стран для участия в войне против фашистской Германии на стороне Польши. В разосланной же компартиям 8-9 сентября директиве ИККИ подчеркивалось: «Настоящая война - империалистическая, в которой одинаково повинна буржуазия всех воюющих государств. Войну не могут поддержать ни в одной стране ни рабочий класс, ни тем более компартии... Международный пролетариат не может ни в коем случае защищать фашистскую Польшу, отвергшую помощь Советского Союза, угнетающую другие национальности».

Одновременно с политической подготовкой к вторжению в восточные районы Польши проводились и интенсивные военные приготовления.

7-16 сентября отдаются приказы о призыве в армию резервистов пяти военных округов, передислоцировании многих соединений в направлении западной границы, формировании новых дивизий и корпусов. В составе Киевского Особого военного округа (КОВО) и Белорусского Особого военного округа (БОВО) создаются мощные группировки войск, переименованные затем в армии.
   9 сентября в связи с переданной из Берлина дезинформацией о занятии немецкими войсками Варшавы Молотов направил приветствия и поздравления правительству германской империи и передал послу Ф. Шуленбургу, что «советские военные действия начнутся в ближайшие несколько дней». В этот же день был составлен первый вариант директивы наркома обороны СССР К.Е.Ворошилова и начальника Генштаба РККА Б.М. Шапошникова № 16633 и 16634 о переходе войсками Белорусского и Украинского фронтов в ночь с 12 на 13 сентября 1939 г. советско-польской границы с задачей разгромить польские войска. В директиве определялись задачи на ближайшие два дня для каждой из армейских групп этих фронтов. Однако известие о том, что Варшава все еще держится, по-видимому, заставило перенести дату перехода советскими войсками советско-польской границы на 5.00 17 сентября. Директива об этом была отдана Белорусскому и Украинскому фронтам Ворошиловым и Шапошниковым 14 сентября. Как мы видим, приказы о переходе частей двух фронтов в наступление против Войска польского были отданы тогда, когда и правительство, и верховное командование Речи Посполитой находились в стране и продолжали принимать интенсивные меры к организации обороны. На Белорусском фронте (командующий - командарм II ранга М.П.Ковалев, члены военного совета - первый секретарь ЦК КП(б) Белоруссии П.К.Пономаренко и корпусной комиссар И.З. Сусайков, начальник штаба фронта - комкор М.А.Пуркаев) должны были действовать четыре армейские (Полоцкая, Минская, Дзержинская, Бобруйская) и одна конно-механизированная группы. Их развертывание началось 5 сентября и завершилось, кроме Дзержинской, к 16 сентября.
   В ночь на 15 сентября издается боевой приказ № 01, в котором определялась «ближайшая задача фронта - уничтожить и пленить вооруженные силы Польши, действующие восточное Литовской границы и линии Гродно - Кобрин» (выделено мной. - Н.Л.). Этих целей мыслилось достичь путем нанесения польской армии сильного удара центром фронта в общем направлении на Гродно - Волковыск. Планировалось с выходом правой группировки полностью отрезать «виленский коридор» от центральных районов Польши.

Армейские группы БОВО получили уже конкретные оперативные задания и приказ, не ожидая окончания сосредоточения всех приданных им частей, в 5.00 17 сентября перейти границу. При этом Полоцкая группа должна была к исходу 18 сентября овладеть районом Свенцяны - Михалишки и далее двигаться на Вильно; Минская - прорвав фронт, к этому же сроку выйти в район Ошмяны - Ивье, с тем чтобы в дальнейшем часть ее соединений оказала помощь Полоцкой группе в овладении Вильно, а остальными силами наступать на Гродно.
   Дзержинская группа должна была продолжать сосредоточение на границе, в то время как конно-механизированная подвижная группа (КМГ) «обязывалась мощным ударом по войскам противника разгромить их, наступая в направлении на Новогрудок, Волковыск, и к исходу 18 сентября выйти на р. Молчадь на участке от ее устья до м. Молчадь, в дальнейшем двигаться на Барановичи, нанести удар на Волковыск».

Бобруйской группе к исходу 17 сентября следовало выйти на подступы к Барановичам. 23-й стрелковый корпус и Днепровская флотилия обеспечивали стык с Украинским фронтом и в течение двух дней должны были овладеть Лунинцом.
   Фронтовой авиации поручалось содействовать наступлению главных сил Полоцкой и Бобруйской групп и Дзержинской КМГ, «вскрыть группировку наземных войск и авиации противника по линии Свенцяны - Вильно - Гродно - Брест-Литовск и уничтожить их; воспретить подход резервов противника по железной дороге и грунтовым путям с линий Свенцяны - Вильно - Гродно - Брест-Литовск; не допустить отход противника за линию Поставы - Лида - Слоним - Пинск». Как видим, был разработан детальный план военной кампании и отданы конкретные приказы о ведении самых настоящих военных действий против соседнего государства, с которым СССР был связан договором о ненападении, другими международными актами. Планирование агрессии также, по определению статьи б Устава Нюрнбергского трибунала, является преступлением против мира.

В составе Украинского фронта, которым командовал командарм I ранга С.К.Тимошенко (начштаба - комдив Н.Ф. Ватутин, член военного совета - корпусной комиссар В.Н.Борисов и первый секретарь ЦК КП(б)У Н.С.Хрущев), действовали три армейские группы. Правое крыло фронта составляла Шепетовская (Северная) группа (командующий - комдив И.Г.Советников). Она была развернута на фронте в 250 км на Ровно - Владимир-Волынском направлении, правым флангом - на Ковельском. Уже 14 сентября закончилось сосредоточение двух ее корпусов в отведенных им районах. 16 сентября группа была полностью готова занять исходное положение. «Политико-моральное состояние войск хорошее», - докладывал начальству начштаба Савинов. В соответствии с приказом командования фронтом группа должна была к исходу 17 сентября занять Ровно, Дубно, 18 сентября - район Луцка и затем наступать на Владимир-Волынский. В боевом приказе № 01 штаба Шепетовской группы от 16 сентября говорилось: «Приказом Военного Совета КОВО перед войсками Шепетовской армейской группы поставлена задача - нанести мощный и молниеносный удар по польским войскам, решительно и быстро наступая в направлении Ровно. Справа действуют войска БОВО... слева - Волочиская группа». Установив задание для каждого из корпусов, Советников далее предписывал: «Действия корпусов и танковой бригады должны быть быстры и решительны. Избегать втягиваться во фронтальные бои на укрепленных позициях противника, а оставляя заслон с фронта, обходить фланги и заходить в тыл, продолжая выполнять поставленную задачу. Иметь специальные подвижные отряды для внезапного захвата железнодорожных и крупных шоссейных мостов, не давая противнику разрушать их». Именно эта армия впоследствии взяла в плен наибольшее количество польских военнослужащих - 190,5 тыс. человек.
   Южнее Шепетовской группы, в центре Украинского фронта, на участке около 90 км разместилась Волочиская (впоследствии Восточная) группа (командующий - комкор Ф.И.Голиков), в состав которой входили 2-й конный корпус, 17-й стрелковый корпус, 10, 24 и 38-я танковые бригады. Перед ней ставилась задача нанести 17 сентября мощный удар по польским войскам в районе Тарнополя (сейчас г. Тернополь), овладеть Езерней, Козовой, Тарнополем, выйти на следующий день в район Буска, Перемышлян, Бобрки с дальнейшей задачей овладеть Львовом. При этом предписывалось отрезать польским войскам пути отхода на запад.
   16 сентября по войскам Волочиской группы, равно как и по всем соединениям КОВО и БОВО, был отдан приказ к исходу дня «произвести перегруппировку войск группы и скрытно подтянуть их на 3 - 5 км к нашим государственным границам в исходное положение», проверить боеготовность и материально-техническую обеспеченность частей. Управлению Украинского фронта было сообщено о готовности армии приступить «к выполнению боевой задачи».
   В Каменец-Подольскую (Южную) группу (командующий - командарм II ранга И.В. Тюленев), составлявшую левое крыло фронта и развернутую в радиусе около 70 км в направлении на Станиславов и Дрогобыч, входили 4-й и 5-й конные корпуса, 25-й танковый корпус, 23-я и 26-я танковые бригады, 13-й стрелковый корпус. Перед группой была поставлена задача: разгромить противостоявшие ей части противника и к исходу 17 сентября выйти на р. Стрыпа. Танковой бригаде, усиленной мотопехотой, надлежало захватить железнодорожный узел Коломыя. К исходу следующего дня группе следовало овладеть районом Галича, Станиславова и далее наступать на Стрый и Дрогобыч. Левым флангом группа должна была захлестнуть противника и отрезать ему пути отступления в Румынию и Венгрию.

Таким образом, из документов следует, что перед войсками ставилась задача не освобождения украинского и белорусского населения, для чего было достаточно просто оттеснить из этих районов польские части, а сокрушительного и полного разгрома польской армии, ликвидации государства, в котором сталинское руководство на протяжении многих лет видело потенциального противника.
   Непосредственно на границе войскам Украинского фронта могли противостоять лишь части Корпуса охраны пограничья (КОП). Довольно мощным укрепленным районом был район Сарны, защищаемый сводным отрядом в 10 тыс. человек. В Ровно находились на переформировании остатки 7, 8 и 11-й польских дивизий. Местом сбора небоеспособных частей и создания на их базе новых соединений служили Ковель и Дубно. В районе Тарнополя концентрировалось шесть пехотных дивизий, потерявших в боях с вермахтом значительную часть своего состава. Львов защищала от наступавших германских частей группа генерала В.Лянгнера в 15 тыс. штыков и сабель. Всего же в восточных воеводствах к 15 сентября находилось около 340 тыс. польских солдат и офицеров, 540 орудий, более 70 танков.
   В 3.00 17 сентября заместитель наркома иностранных дел СССР В.П.Потемкин зачитал польскому послу в Москве В. Гжибовскому ноту, которую Сталин незадолго до этого с готовностью откорректировал с учетом пожеланий германского посла. В ней говорилось: «Польско-германская война выявила внутреннюю несостоятельность польского государства... Варшава как столица Польши не существует больше. Польское правительство распалось и не проявляет признаков жизни. Это значит, что польское государство и правительство фактически перестали существовать. Тем самым прекратили свое действие договоры, заключенные между СССР и Польшей. Предоставленная самой себе и оставленная без руководства, Польша превратилась в удобное поле для всяких случайностей и неожиданностей, могущих создать угрозу для СССР». Однако это заявление не соответствовало действительности. Капитуляция Варшавы была подписана 28 сентября, группировка «Полесье» держалась до 5 октября. Польский президент, правительство и главное командование находились в это время в стране и даже пытались осуществить перегруппировку войск.
   Как следует из обзора, составленного в штабе КОВО, на восточный берег Вислы и Сана отводились польские армии, которые действовали на западе; в район Брест-Литовска - те части, что были на северо-востоке с задачей обеспечить связь с Румынией; армии генерала Т. Кутшебы, находившейся в окружении, ставилась задача прорваться на юго-восток. Для того чтобы обезопасить армию от возможного окружения, командованию 9-го корпуса поручалось создать заградительную линию Пинск - Брест-Литовск. Одновременно в Ровно, Ковель, Луцк и Дубно были посланы высшие армейские чины с заданием формировать новые части. «Но переход войсками Украинского фронта границы сорвал эти намерения», - констатируется в обзоре.

Введя без объявления войны части Красной Армии на территорию Польши, санкционируя боевые действия против ее армии, сталинское руководство тем самым нарушило: договор о мире с этой страной, подписанный 18 марта 1921 г. в Риге; протокол от 9 февраля 1929 г. о досрочном введении в силу пакта Бриана - Келлога, запрещающего использование войны как инструмента национальной политики; конвенцию об определении агрессии 1933 г.; договор о ненападении между СССР и Польшей от 25 июля 1932 г. и протокол, продлевавший действие этого договора до 1945 г.; совместное коммюнике, опубликованное польским и советским правительствами в Москве 26 ноября 1938 г., в котором вновь подтверждалось, что основой мирных отношений между двумя странами является договор о ненападении 1932 г. Тем самым правящие круги СССР начали не только агрессивную войну, но войну в нарушение договоров и международных соглашений. И то и другое в соответствии со статьей 6 Устава Нюрнбергского трибунала является преступлением против мира.
   Для польского правительства и верховного военного командования вступление на их территорию подразделений РККА явилось полной неожиданностью. Полагая, что советские войска вводятся для того, чтобы не дать вермахту оккупировать значительную часть территории их страны, и исходя из того, что война на два фронта для них невозможна, руководство армии и страны решило сражаться только против гитлеровцев. Армия, как правило, выполняла приказ своего главнокомандующего Э.Рыдз-Смиглы, гласивший: «С Советами в бои не вступать, оказывать сопротивление только в случае попыток с их стороны разоружения наших частей... С немцами продолжать борьбу. Окруженные города должны сражаться. В случае, если подойдут советские войска, вести с ними переговоры с целью добиться вывода наших гарнизонов в Румынию и Венгрию». Как видно, у польского руководства имелись еще иллюзии в отношении намерений СССР.

Однако Сталин и его соратники, не обращая ни малейшего внимания на протесты правительств Англии и Франции и реакцию мировой общественности, в тесном взаимодействии с Германией неуклонно проводили политическими и военными средствами курс на ликвидацию независимого польского государства.

   17 сентября, выступая по радио, Молотов подчеркнул, что польское государство обанкротилось и фактически перестало существовать. На следующий день было подписано советско-германское коммюнике, в котором прямо говорилось об общей задаче СССР и Германии в войне против Польши, которая «состоит в том, чтобы восстановить в Польше порядок и спокойствие, нарушенные распадом польского государства, и помочь населению Польши переустроить условия своего государственного существования».
   Однако это «переустройство» понималось весьма своеобразно - Польша ликвидировалась как государство. Именно на этом настаивал Сталин в беседах с Шуленбургом 20 и 25 сентября, в ходе переговоров с Риббентропом, прибывшим в Москву 27 сентября.
   В то же время, намереваясь «немедленно взяться за решение проблемы прибалтийских государств в соответствии с Протоколом от 23 августа» и ожидая «в этом деле полную поддержку со стороны германского правительства», Сталин 25 сентября выразил готовность передать Германии населенные поляками Люблинское воеводство и правобережную часть Варшавского в обмен на Литву. Германия дала на это согласие.
   В подписанном 28 сентября в Москве Риббентропом и Молотовым Договоре о дружбе и границе между СССР и Германией устанавливалась окончательная граница обоюдных государственных интересов на территории «бывшего польского государства», а государственное переустройство, осуществлявшееся к западу от установленной Германией и к востоку - Советским Союзом линии, рассматривалось «как надежный фундамент для дальнейшего развития дружественных отношений между своими народами». Таким образом, договор «узаконил» результат двух агрессий - фашистского рейха и сталинщины против страны, первой решившейся не поддаваться нацистскому диктату и мужественно ему сопротивлявшейся, несмотря на огромный перевес сил противника. В секретном протоколе была зафиксирована договоренность о сотрудничестве в борьбе против польской агитации. И оно действительно было налажено. В частности, в Закопане в декабре 1939 г. был создан совместный учебный центр служб безопасности и проходили переговоры ответственных чинов гестапо и НКВД. Не исключено, что уничтожение 15 тыс. польских офицеров и полицейских в апреле-мае 1940 г. было связано с этим позорным сотрудничеством двух палаческих организаций.
   Как свидетельствовал военный атташе Германии в Москве Е. Кестринг, реальным и протекавшим безукоризненно на всех уровнях было и военное сотрудничество между СССР и Германией, в первую очередь во время боевых действий советских и германских частей в Польше с 17 сентября по 5 октября 1939 г.
   17 сентября в 5.00 войска Украинского и Белорусского фронтов перешли границу и стали почти беспрепятственно продвигаться на запад, делая по 50-70 км в день. При этом Полоцкая группа, разгромив отряды КОП, к вечеру следующего дня выполнила поставленную перед ней задачу - заняла Свенцяны и вышла в район Поставы. Минская группа, также не встретив сопротивления, развила бурные темпы наступления, овладев к 15.00 Молодечно, к исходу следующего дня - укрепленным районом по линии Ошмяны - Курмеляны - Гольшаны.
   Дзержинская КМГ, встретив лишь некоторое сопротивление со стороны отрядов КОП, обнаружила, что Барановичский укрепрайон никем не обороняется, и взяла его без боя. В тот же день был занят Новогрудок. К вечеру 18 сентября она вышла на железнодорожную линию Вильно - Барановичи. Бобруйская группа совместно с механизированными частями 29-го танкового батальона 17 сентября в 17.00 достигла Барановичей, на следующий день вышла в район юго-западнее города Слоним.
   В ночь с 17 на 18 сентября войска Белорусского фронта начали Виленскую операцию. Оборона города строилась на сочетании естественных и искусственных препятствий с применением пулеметного огня. Охватив Вильно с севера частями Полоцкой группы и с юга Минской, 18 сентября в 11.30 танковые части ворвались в город. В плен было взято 10 тыс. польских военнослужащих. К утру 19 сентября войска фронта вышли на линию литовской границы Вильно - Лида - Волковыск - Ружаны - Ивацевичи. После этого командование приостановило движение двух правофланговых армейских групп, приказав выставить стрелковые заставы на литовской и латвийской границах. В то же время Дзержинская группа (будущая 10-я армия) должна была выйти на рубеж Новогрудок - Городище, а КМГ - захватить Гродно. Для установления связи с германскими войсками на линию Сопоцкин - Белосток выдвигались передовые части. Бобруйская группа овладевала Кобрином и также устанавливала связь с германскими соединениями. С вечера 19 сентября войска Белорусского фронта приступили к выполнению этой директивы. 22 сентября в ходе массированных атак они овладели Гродно. Его защитники оказали упорное сопротивление, отбив несколько танковых атак, ведя ружейно-пулеметный огонь с чердаков домов, бросая бутылки с зажигательной смесью в танки.
   21-22 сентября войска вошли в соприкосновение с германской армией и в соответствии с соглашением между представителями СССР и Германии об установлении согласованной линии части вермахта начали отход на запад, а РККА, держа дистанцию в 25 км, стала выдвигаться на демаркационную линию. К 30 сентября войска Белорусского фронта полностью выполнили поставленную перед ними задачу.
   Войска Украинского фронта перешли границу в 5.00 17 сентября и, не встречая серьезного сопротивления, стали быстро продвигаться вперед. Наиболее широким - в 230 км - фронтом наступала Шепетовская (переименованная в Северную) группа, имея главные силы на левом фланге (четыре стрелковые дивизии с танковой бригадой). К исходу дня они форсировали р. Горынь и 18 сентября заняли Ровно.
   Восточная армейская группа (ВАГ), захватив волочиский мост в 5.00, форсировала р. Збруч и перешла «в решительное наступление по всему фронту». В боевом приказе ВАГ № 002 констатировалось: «Противник, не оказывая серьезного сопротивления, в течение 17.9.39 отходил в западном направлении, оставив Тарнополь». Второй кавалерийский корпус вышел на р. Серет и захватил переправу северо-западнее Тарнополя. 18 сентября был занят Золочев.
   Наступление Южной группы (будущей 12-й армии) началось форсированием р. Збруч. Разбив польскую пограничную бригаду и отряды КОП, войска устремились на запад, форсировали р. Серет и к концу дня овладели г. Чортковом, вышли на р. Стрыпа от ее устья до местечка Золотники. Левый фланг группы продвинулся до р. Днестр. В районе Чорткова в плен было захвачено около 5 тыс. польских солдат и офицеров.
   В итоге первого дня операции войска Украинского фронта углубились на 70 - 100 км, овладев Ровно, Коломыей, Тарнополем, Чортковом. На следующий день, по сводке Генштаба РККА, они заняли железнодорожный узел Сарны, г. Луцк, Станиславов (ныне г. Станислав), Галич, Красне, Бучач. При захвате Дубно было взято в плен 5 800 солдат и 500 офицеров, а в районе Луцка - 9 тыс., из них 1 тыс. - офицеры. При овладении Галичем Южная группа взяла в плен до 20 тыс. поляков. 19 сентября советские части вошли в Сокаль, Броды, Бобрку, Рогатин, Долину, вышли на окраины Львова. Командующий фронтом направил Сталину, Молотову, Ворошилову, Шапошникову боевое донесение: «В 24.00 19 сентября 36-я танковая бригада заняла Владимир-Волынский. Взято в плен 6 тыс. пленных и много трофеев». В соответствии со сводкой Генштаба РККА с 17 по 21 сентября в плен было захвачено 120 тыс. человек.
   Действия советских войск были не только военным, но и моральным ударом по напрягавшему все силы в борьбе с германским фашизмом польскому народу. В своих воспоминаниях В. Андерс отмечал, что ему и в голову не могло прийти, что СССР выступит вместе с Германией. «Думаю, что и верховное командование Польши оценивало обстановку подобным образом. В противном случае оно не стало бы перемещать оборудование и предприятия на восток, да и само бы не переехало в Брест. Правительство вместе с иностранными посольствами не эвакуировалось бы в Кременец и Тарнополь. Оказалось, что наши тылы, открытые и беззащитные, отданы на милость советской армии и как раз в ту минуту, когда натиск немцев стал ослабевать, когда растянутые на сотни километров немецкие коммуникации стали рваться, когда мы могли бы еще сопротивляться некоторое время и дать союзникам возможность ударить на открытые западные границы Германии. Советская Россия в одностороннем порядке разорвала договор с Польшей о ненападении в самую тяжелую для Польши минуту и, как шакал, набросилась со спины на истекающую кровью польскую армию». Как ни сурова эта оценка польского генерала, с ней трудно не согласиться.
   Через два часа после перехода Красной Армией польской границы немецкие войска получили приказ «остановиться на линии Сколе - Львов - Владимир-Волынский - Белосток», о чем немеделнно было сообщено в Москву. А уже на следующий день командование Украинского фронта передало штабам Северной, Восточной и Южной армейских групп: «1. Главное командование германских войск приказало своим войскам в случае приближения советских самолетов показывать следующие знаки: а) выкладывать белые полотнища, по возможности в виде свастики; б) пускать зеленые и красные ракеты вперемежку. 2. К исходу дня 17.9.39 германские войска занимали следующую линию: а) 18-й корпус правым флангом юго-восточнее г. Самбор, большими частями на запад от Львова. Львов окружен войсками; б) 17-й корпус правым флангом восточное Яворова, левый фланг - Вишинька; в) 20-й корпус по дороге Томашов - Любичев - Рава-Русская, часть в Комарно; г) 7-й корпус - Янов; д) 4-й корпус - Гельчев (30 км юго-восточноее Люблина); е) 19-й корпус - Слова-гище (40 км южнее Брест-Литовска), большими частями в самом Бресте; 21-й корпус - Заблудов, Белосток. 3. При сближении советских войск с германскими германское командование просит наши части не наступать ночью во избежание всевозможных случайностей. 4. Главное командование германских войск выпустило воззвание, в котором говорится (суть воззвания, не дословно): "Армия Советского Союза перешла западную границу. Скоро нужно ожидать встречи частей обеих стран на остановившейся линии. При встрече частей обеих сторон от каждого батальона германских войск выделяется один офицер и объявляет - германская армия приветствует армию Советского Союза. Как офицеры, так и солдаты германской армии желают быть в хороших отношениях с вами. От Красной Армии также ожидают в дальнейшем таких же отношений..." Начальник штаба КОВО комдив Ватутин».
   Сближение позиций двух армий побудило ускорить переговоры об установлении демаркационной линии, для чего в Москву 19 сентября прибыла военная делегация из Берлина. С советской стороны в них приняли участие Ворошилов и Шапошников. 20 сентября была установлена линия по р. Писса, Нарев, Висла, железная дорога вдоль р. Сан, а на следующий день подписан протокол, зафиксировавший порядок и временные параметры отхода немецких войск на запад до установленной демаркационной линии, который должен был завершиться к 4 октября.
   К этому времени в соответствии со сводкой Генштаба части РККА занимали рубеж Ковель - Владимир-Волынский - Сокаль - предместья Львова. Характерно, что германским войскам, в течение десяти дней окружавшим Львов, не удалось заставить город капитулировать даже под угрозой его разрушения артиллерией и бомбежками с воздуха. После того как в соответствии с соглашением германские части начали отходить на запад, их место занимала Восточная армейская группа, получившая приказ овладеть городом к исходу 19 сентября. Однако в районе м. Красное наступавшие части встретились с сильным сопротивлением со стороны польских войск генерала В. Орлик-Рюкемана. В результате к вечеру советские части смогли лишь выйти к окраинам Львова, но не овладеть им. По сведениям, полученным советской разведкой, в городе находились две-три польские пехотные дивизии и много офицеров, стекавшихся туда при отступлении с различных участков фронта. На помощь гарнизону Львова прорывалась группировка генерала К. Соснковского. Чтобы помочь ей, из города навстречу была направлена часть сил. Однако подход ко Львову крупной группировки советских войск лишил защитников города последней надежды. К тому же 20 сентября стало известно, что немцы разбили дивизии Соснковского. Отходившие польские части в районе Лашки Муроване наткнулись на красноармейские соединения. Последние завершили начатое немцами дело, взяв в плен большое количество польских военнослужащих. Сам генерал с частью войск ушел в Венгрию. 21 сентября по войскам ВАГ был отдан боевой приказ № 004: «Противник удерживает последний опорный пункт на своей территории - г. Львов. Обороной города руководит фашистская организация. Принцип обороны - круговой, с уличными баррикадами и частично минированными проездами... Восточная группа войск в 9.00 22.9.39 атакует противника с задачей сломить его сопротивление, принудить сложить оружие и сдаться». Ставилась задача не только занять город, но и отрезать пути отступления польским частям на запад. Артиллерии предписывалось до наступления произвести десятиминутный огневой налет и подавить очаги сопротивления. Однако приказ выполнить не довелось. Тимошенко сообщал (донесение подписано также членом военного совета фронта Н.С. Хрущевым) Сталину, Молотову, Ворошилову и Шапошникову: «В результате новых боев в городе в 8.40 22 сентября начальник гарнизона Львова генерал Лянгнер явился лично на командный пункт командующего Восточной группой т. Голикова и сдал нам город Львов. Выделена комиссия по разработке техники передачи города. Ввожу отборные части для занятия объектов и охраны их и города. На окраинах города оставляю дежурные части и остальные привожу в порядок для дальнейших действий. В городе Львове нет воды и хлеба. Принял меры к полному удовлетворению населения питанием».

 

В соответствии с условиями сдачи города польскому гарнизону была гарантирована и обещана возможность уйти в Румынию или Венгрию. Однако обещания не были выполнены. Большинство офицеров - свыше 2 тыс. человек - вскоре оказались в лагере для военнопленных в Старобельске и в апреле-мае 1940 г. вместе с другими его обитателями были расстреляны и захоронены в лесопарковой зоне Харькова.
   Не допускался переход границы и в других операциях. 19 сентября Тимошенко приказал командующему погранвойсками КОВО комдиву В.В. Осокину: «Немедленно закрыть госграницу на указанном участке (по р. Збруч и к западу. - Н.Л.). Не допускать ни в коем случае ухода польских солдат и офицеров из Польши в Румынию. Командующему Южной группой командарму т. Тюленеву выделить в распоряжение т. В.В. Осокина части... способные обеспечить границу занятой территории с Румынией». Ворошилов потребовал от командования КОВО разъяснении, почему не прикрыт участок границы близ г. Коломыя (Кутно), через который польские части переходят в Румынию. Заместитель наркома обороны Г.И. Кулик в докладе Сталину, Молотову и Ворошилову также рекомендовал срочно направить в район действия Южной группы дополнительную сильную оперативную группу НКВД. Он полагал, что действия «вооруженных банд» в районе румынской и венгерской границ могут перерасти в партизанские действия, если не очистить эти территории. Беспокоила Кулика и проблема создания администрации в занятых областях. «Наши люди, выделенные для организации власти на местах, после захвата пунктов РККА сильно отстают от темпов продвижения (войск. - Н.Л.), и часто в больших местечках и городах власть организуется через 1-2 суток после прихода войск, что является подрывом нашего авторитета, и снижается подъем у населения. Необходимы указания ЦК КП(б)У о более быстром темпе продвижения этих людей и организации власти на местах. В крупных городах выделенных наших товарищей необходимо усилить аппаратом», - писал Кулик. Он ставил также вопрос об улучшении работы Наркомата путей сообщения и налаживании подвоза продовольствия для населения занятых районов. «В связи с быстрыми темпами нашего продвижения местность оказалась неосвоенной, польская армия, бросив оружие, расползлась по селам», - сообщал замнаркома в Кремль. Предлагалось срочно решить вопросы о соотношении злотого и рубля, о создании местной милиции, об оставшихся в поместьях необмолоченном зерне, овощах, о сахарных и спиртовых заводах, о снабжении школ учебниками на украинском, белорусском и еврейском языках, об издании газет и обеспечении агитационными материалами, о недопущении разграбления помещичьих имений и предотвращении столкновений между коренным населением и поляками.
   Ввиду сближения немецких и советских войск 20 сентября нарком обороны приказал командующим Северной, Восточной и Южной армейскими группами остановиться на зафиксированной к 20.00 этого дня линии, с тем чтобы начать движение вперед вновь с утра 23 сентября.

22 сентября комбриг А.М. Василевский лично передал по прямому проводу, а Ватутин принял следующую директиву наркома обороны: «Первое. Части германской армии по договоренности с нами, начиная с 22 сентября, отводятся на разграничительную линию между германскими войсками и Красной Армией, а именно западный берег реки Писса до ее устья, западный берег реки Нарев до ее устья, западный берег реки Буг до ее устья, западный берег реки Висла до устья реки Сан, западный берег реки Сан до ее истоков...

Второе. Во избежание возможных провокаций, диверсий от польских банд и т. п. германское командование принимает необходимые меры в городах и местечках, которые переходят к частям Красной Армии, к их сохранности и обращает особое внимание на то, чтобы города, местечки и важные оборонительные и хозяйственные сооружения... были бы сохранены от порчи и уничтожения до передачи их представителям частей Красной Армии.

Третье. Приказываю войскам Белорусского и Киевского Особых военных округов с рассветом 23 сентября начать движение к указанной разграничительной линии, руководствуясь следующим: а) движение войск организовать с таким расчетом, чтобы имелась дистанция между передовыми частями колонн Красной Армии и хвостом колонн германских частей в среднем до 25 км с тем, чтобы выйти к вечеру 29 сентября на восточный берег реки Писса и к вечеру 1 октября - на восточный берег реки Нарев... б) для разрешения вопросов, могущих возникнуть при совершении передвижения войск и при передаче германскими частями и приеме частями Красной Армии районов, пунктов, городов и т. п., выделить на каждой основной магистрали движения наших войск специальных делегатов в составе представителя штаба дивизии или политотдела, дивизии или танковой бригады, которым связаться с делегатами отводимых германских частей и выяснять и регулировать все возникающие вопросы. Этих делегатов персонально назначить Военным советом армии, проинструктировать и фамилии их сообщить Военному совету округа и мне.
   Четвертое. При обращении германских представителей к командованию Красной Армии об оказании помощи в деле уничтожения польских частей или банд, стоящих на пути движения мелких частей германских войск, командование Красной Армии, начальники колонн, в случае необходимости, выделяют необходимые силы, обеспечивающие уничтожение препятствий, лежащих на их пути движения...» (выделено мною. - Н.Л.).

Таким образом, приказ наркома предусматривал не только координацию действий армий двух государств, но и оказание частями РККА боевого содействия вермахту в его борьбе с польскими вооруженными силами.
   Выполнению приказа уделялось большое внимание, тем не менее отдельных инцидентов избежать не удалось. 20 сентября восточное Львова немецкая артиллерия подбила несколько двигавшихся в колонне советских танков. 23 сентября части 10-й танковой дивизии генерала Шааля по ошибке вели бои с советской кавалерийской частью. С другой стороны, советские войска обстреляли немецких солдат при их отходе от Львова, в связи с чем германское командование предъявило свои претензии. Начальник Генштаба Б.М.Шапошников немедленно потребовал от командующих БОВО и КОВО уточнить, доведена ли директива Ворошилова до войск. На место происшествия выехали Кестринг и Ватутин. 24 сентября германский военный атташе сообщил в отдел внешних сношений Народного комиссариата обороны (НКО): «Командир 28-го стрелкового корпуса генерал Бейер встретился лично с комкором Ивановым (комендантом Львова. - Н.Л.) от стрелкового корпуса частей Красной Армии, находящихся подо Львовом. Теснейшая связь между обоими командующими, так же, как между командирами частей, которые сговорились о всех подробностях в товарищеском духе, восстановлена». Аналогичное донесение направил и Ватутин.
   После взбучки от НКО командование ВАГ проявляло еще большую заботу о боевом взаимодействии с вермахтом. Начальник штаба Савинов и военком Детухин сообщили Ватутину, что их представители Шипов и Демьянов ночью согласовали с германским командованием рубежи движения и для предотвращения новых инцидентов оставили у них офицера связи. «Немцы предлагают войти с ними в связь по радио, для чего прислали позывные и волны. Вообще их поведение вежливо-назойливое», - писали начштаба и военком ВАГ. Но «вежливо-назойливое поведение» германского командования не препятствовало ему обманывать своего новоиспеченного союзника. Из Стрыя они вывезли все, что могли, даже мебель. Надеясь отправить из Дрогобыча в Германию как можно больше нефти, задерживали передачу этого района РККА. Командующий Южной группой вынужден был направить протест против нарушения плана отвода войск. Указывалось, что 24 сентября по графику германская сторона должна оставить Дрогобыч, Борислав и Самбор. Считаясь с просьбой германского командования, Тюленев согласился отодвинуть передачу г. Самбора с 24 на 25 сентября, но настаивал на немедленном отводе частей вермахта из Дрогобыча.
   Правда, требовательный тон был скорее исключением, нежели правилом. Превалировало прежде всего со сторо ны Сталина и Ворошилова подобострастное отношение к немцам, все желания которых удовлетворялись, и притом немедленно. Отклонив претензии Риббентропа на нефтеносный район Дрогобыча, Сталин в то же время обязался поставлять Германии по 300 тыс. т нефти ежегодно. Примечательны и такие факты: нарком обороны приказал военным советам Северной, Восточной и Южной групп, вступающим на Волынь и в Галицию, проявлять максимально доброжелательное отношение к колонистам немецкого происхождения. Запрещалось проводить у них реквизиции, фураж и продовольствие следовало закупать только за наличные деньги по ценам местного рынка. 25 сентября командование КОВО передало приказ Ворошилова, касающийся благотворительной организации немецкого протестантского священника Цеклера, владевшей машиностроительным заводом, мастерскими и прочими коммерческими предприятиями. Предписывалось не чинить никаких препятствий ни в отношении его собственности, ни в отношении самого Цеклера и членов его семьи6. Аналогичная забота была проявлена и об итальянской концессии в Надворно (ныне г. Надворная). Естественно, по отношению к украинским, белорусским, еврейским и тем более польским служителям культа и промышленникам такой предупредительности не проявлялось. Большинство из них вскоре оказались в тюрьмах или лагерях.
   Однако заботой о колонистах, служителях культа, концессионерах дело не ограничивалось. 23 сентября во Львов прибыла делегация из четырех германских офицеров, сообщивших, что западнее г. Грубешова собираются крупные силы поляков (до 3-х пехотных, 4-х кавалерийских дивизий, а также артиллерия). Было сказано, что германское командование собирается нанести удар во фланг танками в северном направлении по грубешовской группировке. «Одновременно предлагают, - указывал комдив Иванов в донесении командующему КОВО, - чтобы мы участвовали в совместном уничтожении данной группировки. Штаб немецких войск находится в Грудек-Ягельонский, куда просим выслать нашу делегацию». На документе Тимошенко написал: «Подобное для разговоров в большом штабе, но не для меня». Видимо, в «большом штабе» идея германского командования о совместной операции нашла благожелательный отклик. Во всяком случае, 8-й стрелковый корпус был направлен в район Грубешова, где вступил в бой с польскими частями. Утром 24 сентября командарм ВАГ отдал командирам 2-го конного корпуса, 10-й танковой бригады и 99-го стрелкового корпуса следующий приказ: «По данным немецкого командования, в районе Замостье, Томашов, Грубешов группируются крупные силы поляков. По данным Генштаба, 23.9 в районе Томашов поляки нанесли контрудар против немецких частей. 8-й с.к. Северной группы 23.9 к исходу дня между Грубешов и Сокаль вошел в соприкосновение с неустановленными силами противника. Приказываю: 1. 2 к.к. с 24-й т.б. к 16.00 24.9 занять район Туринка, Добросин, Жулкев, имея передовые отряды ст. Липник, Магерув, Вишинька, Велька. Вести разведку в направлениях на: Кристинополь, Белз, Угнув. При обнаружении значительных сил противника перед фронтом 8 с.к. атаковать и пленить их. Не допускать также попыток противника прорваться из указанного района на Львов, Каменка». Оперативная сводка за 24 сентября также отмечала, что 2-й конный корпус с 24-й бригадой после суточного отдыха был выдвинут в район Туринки, Добросина, Жулкева для оказания помощи 8-му стрелковому корпусу Северной группы, который в тот же день форсировал р. Буг и захватил Грубешов.

Несмотря на то что Сталин 25 сентября предложил Германии Люблинское воеводство и правобережную часть Варшавского в обмен на включение Литвы в зону интересов СССР, части РККА продолжали продвижение в эти воеводства. Причем командование приказало не допускать отхода польских частей на север; в случае, если линия Любартов - Люблин не занята германскими войсками, ликвидировать находящиеся здесь соединения польской армии и «к исходу 29 сентября подвижными частями овладеть районами Любартов, Люблин»0. Однако в ходе визита Риббентропа в Москву предложение Сталина об обмене территориями было принято и оформлено специальным секретным протоколом, после чего наступила очередь РККА отводить свои части на новую демаркационную линию.
   Взаимодействие советских и германских войск сыграло роковую роль и в судьбе Новогрудской бригады, которой командовал генерал В.Андерс. В упорных боях с немцами она прорывалась к румынской границе, но 26 сентября была с тыла атакована частями РККА. Разделившись на мелкие группы, бригада продолжала прорываться к границе. Ее командующий, получивший несколько ранений, был захвачен в плен. Вплоть до 3 октября оказывала упорное сопротивление частям Красной Армии группировка польских войск под командованием полковника Т. Зеленевского. 5 октября, судя по сводке 14-й конной дивизии и донесению 36-й стрелковой дивизии, «группа полковника Зеленевского окончательно ликвидирована». Были взяты в плен более 11 тыс. поляков.

Примечательно и то, что при встречах германской и советской армий в ряде городов проводились совместные военные парады, которые в Гродно вместе с германским генералом принимал комкор В.И. Чуйков, в Бресте - Г. Гудериан и комбриг С.М.Кривошеин.

В целом же за 12 дней боевых действий на территории Польши Красная Армия продвинулась на 250-350 км на запад, заняла территорию общей площадью в 190 тыс. кв. км с населением более 12 млн человек.

Во время польской кампании погибли с польской стороны 3 500 военных и гражданских лиц, около 20 000 были ранены или пропали без вести. Советская сторона официально объявила о 737 убитых и 1 862 раненых, однако, по некоторым данным, эти цифры занижены. Жизни погибших в этой кампании также на совести «вождя».

Итак, несмотря на то что СССР не объявлял войны Польше, он ее вел в тесном взаимодействии с Германией. При этом нападение и военные действия были тщательно спланированы, подготовлены и осуществлены с использованием большого количества войск и боевой техники обеих стран. Огромная военная мощь РККА обрушилась на почти безоружных людей, на части, потрепанные в боях с немцами и к тому же по приказу своего главнокомандующего не оказывавшие сопротивления. По всем критериям статьи 6 Устава Международного военного трибунала эти действия квалифицируются как преступление против мира.
   По завершении «освободительного похода», 1 октября 1939 г., Политбюро ЦК ВКП(б) приняло развернутое постановление о советизации захваченных территорий. В нем предусматривалось созвать 26 октября Украинское народное собрание из выборных по областям Западной Украины и Белорусское народное собрание - из выборных по областям Западной Белоруссии. Эти «народные» собрания должны были утвердить передачу помещичьих земель крестьянским комитетам, решить вопрос о характере власти - советской или буржуазной, проблему вхождения в состав СССР, принять постановление о национализации банков и крупной промышленности. Право выдвигать кандидатов в народные собрания закреплялось за крестьянскими комитетами, временными управлениями городов, собраниями рабочих по предприятиям, собраниями рабочей гвардии. Затем на окружных совещаниях «доверенные лица» должны были договариваться об общей кандидатуре по округу.

Избирательную кампанию следовало проводить под лозунгами установления советской власти на территории Западной Украины и Западной Белоруссии, вхождения их в УССР и БССР, одобрения конфискации помещичьих земель, требования национализации банков и крупной промышленности. По повестке дня должны были приниматься «Декларации», текст которых готовили ЦК КП(б) Украины и ЦК КП(б) Белоруссии. Политбюро предписывало приступить к созданию на этих территориях коммунистических организаций, для чего наряду с приемом в партию «передовых рабочих, оказавших помощь Красной Армии», из армии демобилизовывались и направлялись в распоряжение украинской парторганизации 1 000 коммунистов, белорусской парторганизации - 800 коммунистов. На работу в западные области мобилизовывались 2 000 украинских и 1 500 белорусских коммунистов. До проведения выборов в этих областях должны были действовать временные управления из четырех человек - по два от армейских органов и по одному - от НКВД и от временного управления областного города. Временные областные управления назначали комиссаров во все банки, а во Львов и Белосток командировались также уполномоченные Госбанка СССР. Все счета практически замораживались. Иностранные консульства в западных областях Украины и Белоруссии ликвидировались. В дальнейшем в течение всего октября Политбюро приняло не одно решение по организации выборов и другим вопросам, затронутым в этом постановлении. Оно выработало систему мер, которая в дальнейшем осуществлялась в период присоединения к СССР прибалтийских республик, Северной Буковины и Бессарабии. Главными методами господства на этих территориях стали террор и массовые депортации.

Катынская расправа

В ходе боев Красная Армия взяла в плен более 240 тыс. военнослужащих польской армии. Все пленники, вопреки международному праву, были переданы из-под опеки армии органам НКВД. Будучи не в состоянии обеспечить такое количество людей продовольствием, жильем, даже питьевой водой, сталинское руководство решило в начале октября распустить по домам рядовых и унтер-офицеров - жителей присоединенных к СССР земель, а в середине октября передать Германии эти же категории военнопленных - уроженцев центральных польских воеводств. Однако около 25 тыс. рядового и младшего командного состава армии были задержаны в Ровенском лагере и лагерях Наркомчермета для строительства шоссе стратегического назначения и работы на шахтах Кривого Рога и Донбасса. По решению Политбюро ЦК ВКП(б) от 3 октября 1939 г. около 15 тыс. польских офицеров, полицейских, тюремных работников вскоре были размещены в Козельском, Старобельском и Осташковском лагерях.
   В тот же день, 3 октября, Политбюро ЦК ВКП(б) приняло еще одно решение, непосредственно касавшееся судьбы польских офицеров. В соответствии с ним Военным советам Украинского и Белорусского фронтов предоставлялось право «утверждать приговоры трибуналов к высшей мере наказания по контрреволюционным преступлениям гражданских лиц Западной Украины и Западной Белоруссии и военнослужащих быв[шей] польской армии».

Документы оперативной разработки военнопленных, начатой буквально с первых дней их пребывания в лагерях НКВД, показывают, что они не смирились с разделом Польши и были готовы бороться за возрождение страны. Весь ноябрь 1939 г. в Старобельском, Козельском и Осташковском лагерях работали следственные бригады из работников центрального аппарата НКВД во главе соответственно с Е.М. Ефимовым, В.М. Зарубиным и Антоновым.
   3 декабря Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило предложение НКВД СССР об аресте всех взятых на учет кадровых офицеров бывшей польской армии. На следующий день в Осташковский лагерь была направлена новая следственная бригада во главе с С.Е. Белолипецким, ответственным сотрудником следственной части Главного управления госбезопасности НКВД СССР (ГУГБ НКВД СССР). Бригаде поручалось оформить к концу января следственные дела и обвинительные заключения на весь осташковский контингент для представления их на Особое совещание - орган внесудебной расправы.
   В это же самое время Политбюро и Совнарком СССР готовили первую крупную депортацию осадников и их семей в районы Крайнего Севера и Сибири. 5 декабря СНК СССР принял постановление № 2001-558сс, утвержденное в тот же день Политбюро ЦК ВКП(б), о создании спецпоселений для 21 тыс. семей осадников0. В поселках на 100-500 семей все взрослые должны были принудительно работать на лесоповале и не имели права покидать места вселения более чем на 24 часа. Переселение планировалось осуществить в самый разгар зимы - в начале февраля 1940 г.
   21 декабря Политбюро утвердило предложения ЦК КП(б) Украины и ЦК КП(б) Белоруссии об использовании имущества выселяемых осадников. Было решено: «1) всю землю осадников, за вычетом той части земли, которая уже распределена между крестьянами, передать в земельные фонды областных комитетов для наделения ими совхозов и колхозов; 2) лошадей, продуктивный скот и сельскохозяйственный инвентарь передать вновь организуемым колхозам и совхозам. В каждой области организовать 2-3 совхоза, которым передать весь скот и сельскохозяйственный инвентарь осадников и по мере организации колхозов выделять им скот и сельскохозяйственный инвентарь, оставляя в колхозах в первую очередь племенной и высокопродуктивный скот». Дома осадников предполагалось использовать прежде всего для организации школ, больниц, медицинских пунктов, родильных домов, детских яслей, сельских советов, кооперации, правлений колхозов, МТС, в качестве квартир для учителей и врачей. В число выселяемых дополнительно включалась категория сторожевой охраны лесов.

29 декабря Совнарком СССР и Политбюро утвердили документы, подготовленные ведомством Л.П.Берии, - «Положение о спецпоселках и трудовом устройстве осадников, выселяемых из западных областей УССР и БССР» и «Инструкцию Народного комиссариата внутренних дел Союза ССР о порядке переселения польских осадников из западных областей УССР и БССР». СНК издал специальное постановление по этому вопросу в развитие своего постановления от 5 декабря, а Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило и его. В нем предписывалось: Наркомлесу обеспечить подготовку к приему, расселению и трудоиспользованию осадников; Наркомату путей сообщения - их перевозку отдельными эшелонами; Наркомздраву - выделить медицинский персонал для каждого эшелона и обслуживания спецпоселков. Кировский, Пермский, Вологодский, Архангельский, Ивановский, Ярославский, Новосибирский, Свердловский, Омский облисполкомы, Красноярский и Алтайский крайисполкомы, СНК Коми АССР должны были оказывать практическую помощь НКВД СССР. Утверждались штаты и ставки поселковых и районных комендатур, создававшихся в спецпоселках для надзора за депортированными.
   НКВД выделялись дополнительные ассигнования в 17,5 млн руб. на расходы по переселению осадников, Наркомлесу СССР - 14 млн руб. на обустройство спецпоселков.
   В соответствии с Инструкцией депортация осадников из БССР и УССР должна была производиться одновременно в день, определенный НКВД СССР. Все недвижимое имущество, скот, инвентарь конфисковывались и принимались по акту. С собой разрешалось брать лишь одежду, белье, обувь, постельные принадлежности, часть посуды (ножи, вилки, ложки, чайники, ведра), продовольствие на месяц, хозяйственный бытовой инструмент (топор, пила, лопата, мотыга, коса, грабли, вилы и т. п.), деньги и ценности - всего не более 500 кг на семью. На сборы отводилось не более двух часов.

Руководили депортациями оперативные тройки - центральные, областные, уездные, а также специально созданные для этого штабы. Они разрабатывали план операции, определяли состав семей выселяемых, формировали оперативные группы, готовили транспорт. Опергруппы собирались накануне операции вечером и не могли отлучаться из штаба ни на минуту. Старший опергруппы изучал состав семей, которые ему надлежало выселять, пути подъезда к их домам, маршруты движения к железнодорожным станциям, где проходила погрузка в вагоны. Операция должна была начинаться на рассвете, чтобы избежать «ненужной шумихи и паники». Станции оцеплялись конвойными войсками, которые сопровождали эшелоны из 55 вагонов по 25-30 человек в каждом.
   Первая депортация намечалась на начало февраля, и именно к этому времени Особому совещанию должны были передать следственные дела на весь контингент Осташковского лагеря, закончить следствие по делам офицеров из Козельского и Старобельского лагерей. В связи с этим 31 декабря 1939 г. Л.П. Берия издал серию приказов, предписав начальнику Управления по делам военнопленных П.К. Сопруненко вместе с бригадой следователей выехать в Осташков, его заместителю И.М. Полухину и начальнику 1-го отдела Главного экономического управления (ГЭУ) Я.А. Йоршу - в Козельский, комиссару УПВ С.В. Нехорошеву и ответственному работнику ГЭУ Родионову - в Старобельский. Им надлежало проверить степень обеспеченности лагерей агентурой и осведомителями, активизировать их работу, завершить следствие к концу января. «Агентурным обслуживанием» планировалось охватить не только военнопленных, но и аппарат лагерей и даже окрестные поселки. Примечательно, что об Особом совещании речь шла только в приказе Берии по Осташковскому лагерю. Бригадам же, направлявшимся в Козельский и Старобельский лагеря, предписывалось ознакомиться с состоянием агентурно-осведомительской работы, проводимой Особыми отделениями лагерей, обратить внимание на качество агентурной работы и наличие сведений о настроениях всех категорий военнопленных, выявлять членов политических партий, работников Генштаба и особенно его второго (контрразведывательного) управления и т. д. К концу января значительная часть из заведенных в Осташковском лагере свыше 6 тыс. следственных дел была передана Особому совещанию. 1 февраля Сопруненко и Белолипецкий передали шифром Берии: «Следствие Осташковском лагере закончено, оформлено б тысяч 50 дел. Приступил к отправке дел Особ[ое] совещание. Отправку закончим 8 февраля». Отчет о проделанной работе составил и Нехорошев.

10 февраля была проведена первая массовая депортация польского мирного населения, в ходе которой были переселены 139 590 человек, в подавляющем своем большинстве семьи осадников и лесников. Их разместили в 21 крае и области в 115 поселках, при этом наибольшее количество семей пришлось на Архангельскую область (8 084) и Красноярский край (3 279). В 25-30-градусный мороз людей везли в вагонах для скота, при недостаточном питании, в результате чего несколько тысяч человек умерло в пути.
   В итоговом обзоре Главного управления конвойных войск описывается, как проходила отправка 100 эшелонов февральской депортации: «Вся работа частей по выполнению задания протекала в крайне сложной, а потому трудной обстановке (суровая зима, конвоируемый контингент принимался мелкими группами в разных районах, требование произвести погрузку и отправление всех эшелонов в один день, перегрузка из вагонов с узкой колеёй на широкую, отсутствие команд обслуживания и питание конвоируемых из железнодорожных буфетов силами конвоя, перебои в снабжении продуктами и т.д.)».

Нередко по прибытии на место людям не предоставлялось жилье, не было налажено продовольственное снабжение, что также приводило к высокой смертности. Условия работы в спецпоселках мало чем отличались от гулаговских. Детей в случае смерти матерей отправляли в приюты, где не были созданы хотя бы мало-мальски сносные условия.

   В конце февраля были предприняты меры для глобального решения участи большей части военнопленных. К этому времени Особое совещание уже вынесло решения по делам более чем 600 военнопленных и в 1-м спецотделе НКВД СССР готовились к отправке почти всего осташковского контингента в лагеря ГУЛАГа на Камчатке. В Москве было проведено совещание работников УПВ, Главного управления конвойных войск (ГУКВ НКВД СССР), Осташковского лагеря для выработки мероприятий по отправке военнопленных. Вот как описывает это двухдневное совещание, проводимое 1-м спецотделом, начальник Особого отделения Осташковского лагеря младший лейтенант госбезопасности Г.В.Корытов в донесении начальнику Особого отдела УНКВД Калининской области полковнику В.П.Павлову: «Основные вопросы стояли так: 1. Подготовка в лагере осужденных к отправке. 2. Где объявлять решения Особого совещания. 3. Где производить сдачу конвою осужденных - в лагере или на вокзале. 4. Оперативное обслуживание в пути. 5. Хозобслуживание... Исходя из настроений военнопленных, их численности, а главным образом имея в виду, что весь этот контингент представляет из себя активную к[онтр]-р[еволюционную] силу, я свои соображения высказал: 1. Подготовку к отправке производить в том же духе, как производили ранее при отправке в Германию и районы нашей территории, т. е. соблюдая принцип землячества, что будет служить поводом думать осужденным, что их подготовляют к отправке домой. 2. Решение Особого совещания здесь у нас во избежание различного рода эксцессов и волынок ни в коем случае не объявлять, а объявлять таковые в том лагере, где они будут содержаться. Если же в пути следования от в[оенно]пл[енных] последуют вопросы, куда их везут, то конвой им может объяснить одно: "На работы в другой лагерь". 3. Сдачу осужденных конвою производить, как и ранее у нас в лагере. 4. В части оперативного обслуживания в пути, то я просил Совещание эту обязанность с О[собого] о[тделения] сложить, исходя из малочисленности штата... В таком духе был написан проект организации отправки и передан на утверждение Зам. Наркома тов. МЕРКУЛОВУ... Как скоро мы будем разгружаться? Из представленных нами 6 005 дел пока рассмотрены 600, сроки 3-5-8 лет (Камчатка), дальнейшее рассмотрение Наркомом пока приостановлено. Но разговоры таковы, что в марте мы должны основательно разгрузиться и подготовляться к приемке финнов. Есть распоряжение Наркома о заключении нескольких категорий военнопленных в местные тюрьмы. На этот счет у начальника Управления по КО (т. е. УНКВД Калининской области. - Н.Л.) есть директива от 29.II.40 г. за № 25/1869, с которой прошу ознакомиться»7.
   В последней фразе речь шла о документе, развивавшем положения директивы НКВД СССР от 22 февраля о частичной разгрузке лагерей для военнопленных, в соответствии с которой в тюрьмы УНКВД переводились военнопленные - офицеры Корпуса охраны пограничья (КОП), судейско-прокурорские и тюремные работники, разведчики, провокаторы, осадники, помещики, торговцы, крупные собственники.
   Примечательна и ссылка Корытова на необходимость разгрузки лагерей в связи с подготовкой к приему военнопленных финнов. Впервые о подготовке лагерей к приему военнопленных финнов говорилось уже в приказе наркома от 1 декабря, а 4 декабря в Осташковский лагерь, как уже отмечалось, выехала бригада Белолипецкого с заданием к концу января подготовить дела на весь контингент для передачи их Особому совещанию. В соответствии со справкой УПВ от 21 февраля резервные лагеря для военнопленных были готовы принять около 25 тыс. финнов. По всей видимости, планировалось разгрузить и три самых больших и обустроенных лагеря и также приспособить их для содержания финнов. Однако заключение мирного договора с Финляндией 13 марта 1940 г. привело к тому, что пленные финны так и не поступили. И тем не менее Сталин не только не отказался от глобального решения в отношении участи польских офицеров и полицейских - узников лагерей для военнопленных, но и пошел в решении данного вопроса значительно дальше, чем предлагал Берия.
   В то же время с Украины от Н.С. Хрущева поступили предложения об укреплении охраны границы в западных областях УССР и БССР, поддержанные Берией и рассматривавшиеся 2 марта 1940 г. на заседании Политбюро ЦК ВКП(б). Предлагалось наряду с очисткой от местного населения 800-метровой полосы вдоль границы депортировать в районы Казахстана на 10 лет семьи репрессированных и находящихся в лагерях для военнопленных поляков, всего 22-25 тыс. семей. «Наиболее злостных» из подлежавших выселению надлежало арестовывать и передавать их дела Особому совещанию. Дома и квартиры выселяемых должны были служить для расселения военнослужащих РККА, партийно-советских работников, командированных для работы в западные области Украины и Белоруссии. Политбюро поддержало эти предложения и приняло специальное решение по данному вопросу. Аналогичное постановление принял и Совнарком СССР.

 

По всей видимости, эти предложения послужили толчком и к принятию всеобъемлющего кардинального решения в отношении судьбы польских офицеров и полицейских - узников лагерей для военнопленных НКВД СССР.
   2-3 марта по требованию Берии были составлены сводные данные о наличии в системе УПВ польских офицеров, полицейских, священников, тюремных работников, пограничников, разведчиков и т. д. А к 5 марта уже было подготовлено и письмо наркома внутренних дел СССР Сталину, предусматривавшее расстрел этих лиц без всякой судебной процедуры, включая даже такую ее карикатурную форму, как Особое совещание. Кроме 14,7 тыс. военнопленных, предлагалось расстрелять и 11 тыс. узников тюрем западных областей УССР и БССР. Чтобы обосновать избранный сталинским руководством метод расправы (расстрел) над польской государственной, военной и интеллектуальной элитой, Берия включил в свое письмо и пространную характеристику контингента лагерей и тюрем, подчеркнув: «Все они являются заклятыми врагами советской власти, преисполненными ненависти к советскому строю». Говорилось, что военнопленные офицеры и полицейские, находясь в лагерях, «пытаются продолжать контрреволюционную работу, ведут антисоветскую агитацию. Каждый из них только и ждет освобождения, чтобы иметь возможность активно включиться в борьбу против советской власти. Органами НКВД в западных областях Украины и Белоруссии вскрыт ряд к-р повстанческих организаций. Во всех этих к-р организациях активную руководящую роль играли бывшие офицеры бывшей польской армии, бывшие полицейские и жандармы»1.
   Нарком отмечал также, что среди перебежчиков и нарушителей границ, составлявших значительную часть заключенных тюрем, также много участников этих организаций. Сообщив, какое количество чинов армии и полиции, чиновников и тому подобных лиц находится в лагерях для военнопленных, какие категории и сколько каждой из них содержится в тюрьмах, нарком предлагал рассмотреть их дела «в особом порядке с применением к ним высшей меры наказания - расстрела». Первым на этой бумаге поставил «за» и расписался Сталин, затем Ворошилов, Молотов и Микоян. На полях рукой секретаря: «Калинин - за, Каганович - за».

В этот же день Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение:

«1) Дела о находящихся в лагерях для военнопленных 14 700 человек бывших польских офицеров, чиновников, помещиков, полицейских, разведчиков, жандармов, осадников и тюремщиков,

2) а также дела об арестованных и находящихся в тюрьмах западных областей Украины и Белоруссии в количестве 11 000 человек членов различных к[онтр]-р[еволюционных] шпионских и диверсионных организаций, бывших помещиков, фабрикантов, бывших польских офицеров, чиновников и перебежчиков - рассмотреть в особом порядке, с применением к ним высшей меры наказания - расстрела.

II. Рассмотрение дел провести без вызова арестованных и без предъявления обвинения, постановления об окончании следствия и обвинительного заключения - в следующем порядке:

а) на лиц, находящихся в лагерях военнопленных, - по справкам, представленным Управлением по делам военнопленных НКВД СССР;

б) на лиц арестованных - по справкам из дел, представляемым НКВД УССР и НКВД БССР.

III. Рассмотрение дел и вынесение решения возложить на тройку в составе т. т. Меркулова, Кабулова (так в тексте. Правильно: Кобулова. - Н. Л.) и Баштакова (начальник 1-го Спецотдела НКВД СССР).

"СЕКРЕТАРЬ ЦК".

В этот же день Политбюро рассматривало и вопрос о создании нового саркофага для тела В.И. Ленина...

Подготовка к проведению расстрела узников трех спецлагерей для военнопленных и тюрем западных областей УССР и БССР началась буквально на следующий день после заседания Политбюро. С 7 по 15 марта был проведен ряд совещаний в Москве - с сотрудниками центрального аппарата НКВД, с начальниками Управлений НКВД трех областей - Смоленской, Калининской и Харьковской, с их заместителями и комендантами, с начальниками Козельского, Старобельского и Осташковского лагерей, с руководством НКВД УССР и БССР и др.

Во исполнение решения Политбюро ЦК ВКП(б) была развернута работа по составлению справок-заключений на военнопленных и узников тюрем. Ее форма поступила в УПВ от Кобулова 16 марта 1940 г. Она выглядела следующим образом:

"СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО"

СПРАВКА
по личному делу №_______
на военнопленного (фамилия, имя, отчество)

 

Фамилия,
имя,
отчество

Установочные
данные

Последняя должность и чин в бывш. польской армии или в полицейских, разведывательных и карательных органах

Заключение

 

 

Указать год, место рождения, имущественное положение, где содержится, когда взят в плен

 

 

 

 

 

 

    «  » ________ 1940 г Начальник Управления по делам о военнопленных, капитан госбезопасности Сопруненко».


    Последняя графа, по-видимому, оставлялась для внесения в нее рекомендации по делу конкретного военнопленного. В изредка встречающихся в делах УПВ «справках» данной формы она всегда оставалась незаполненной. Этим справкам придавалось особое значение, печатание для них бланков в типографиях категорически запрещалось ввиду «сугубой секретности проводимой работы». Спецлагеря незамедлительно стали готовить справки-заключения. Первые были посланы в Москву 19-21 марта, большая их часть была готова к 25 марта. Впоследствии их заполняли на вновь прибывших, тех, кого переводили в Козельск, Старобельск, Осташков из лагерей Наркомчермета, Ровенского, а также из больниц.

 

22 марта Берия подписал приказ «О разгрузке тюрем НКВД УССР и БССР». Значительную часть заключенных этих тюрем составляли офицеры и полицейские. Переводу в Киевскую, Харьковскую и Херсонскую тюрьмы (для последующего расстрела там) подлежали 900 заключенных из Львовской тюрьмы, 500 - из Ровенской, 500 - из Волынской, 500 - из Тарнопольской, 200 - из Дрогобычской, 400 - из Станиславовской; в Минск - 3 000 арестованных (из Пинска - 500, из Брест-Литовска - 1 500, из Вилеек - 500, из Барановичей - 450). Всю работу по перевозке заключенных надлежало осуществить в десятидневный срок, т.е. к началу массового расстрела узников лагерей и тюрем.
   Начиная с 7 марта проводится и интенсивная подготовка к депортации семей военнопленных - офицеров и полицейских и заключенных тюрем, т. е. семей тех, кого намеревались расстрелять. В этот день Берия направил наркомам внутренних дел УССР И.А. Серову и БССР Л.Ф. Цанаве приказ о подготовке к выселению семей офицеров, полицейских, чиновников, помещиков, промышленников. Предлагалось произвести эту депортацию к 15 апреля; район выселения - Казахстан; срок ссылки - 10 лет.

Для подготовки и проведения операции при УНКВД западных областей Украины и Белоруссии создавались оперативные тройки в составе начальника соответствующего УНКВД, представителей НКВД СССР и НКВД УССР и БССР. Кроме того, создавались городские и районные тройки, которые и разрабатывали планы операции в пределах своего участка. В операции должны были участвовать сотрудники всех органов НКВД, командиры, политработники и красноармейцы внутренних и пограничных войск НКВД, оперативные работники милиции. Из них формировали оперативные группы по три человека. Каждой группе надлежало выселить две-три семьи. Как и в случае с осадниками, операцию предписывалось провести в один день.
   НКВД УССР и БССР было приказано немедленно приступить и к 30 марта закончить составление списков членов семей военнопленных и арестованных. 7 марта нарком приказал начальнику УПВ Сопруненко и, по всей видимости, начальнику Тюремного управления А.Г. Звереву «организовать составление точных списков содержащихся в лагерях военнопленных - бывших польских офицеров, полицейских, жандармов, тюремщиков, гласных и негласных агентов полиции, бывших помещиков, фабрикантов и крупных чиновников бывшего польского государственного аппарата», заключенных тюрем с указанием состава семьи и их точного адреса. Списки необходимо было составить по городам и районам западных областей Украины и Белоруссии и направить НКВД этих республик.
   Следовало составить и отправить НКВД УССР и БССР и списки тех, чьи семьи проживали на территории Польши, отошедшей к Германии. Если реестры проживавших в СССР людей представляли практический интерес для органов НКВД, то адреса семей, находившихся в подконтрольной Германии сфере, не могли быть использованы в предстоявшей апрельской депортации. Тем не менее в приказе Берии Серову и Цанаве от 7 марта указывалось: «Если в процессе проверки и учета органами НКВД будет установлено, что члены семей, подлежащие выселению, выехали за пределы западных областей Украины и Белоруссии, необходимо принять меры к выяснению их нового местожительства и все материалы об этом выслать в НКВД СССР». Как известно, многие семьи в процессе проводившегося СССР и Германией обмена населением выехали в центральные районы Польши. Не исключено, что списки и адреса семей репрессированных и военнопленных готовились по договоренности с германской стороной. Случайно ли проводились одновременно печально известная нацистская «акция АБ» по уничтожению польской интеллектуальной и государственной элиты и сталинская операция по «разгрузке» трех спецлагерей военнопленных и тюрем западных областей Украины и Белоруссии или существовала определенная координация действий двух тоталитарных режимов?
   Для выполнения приказа наркома в лагеря для военнопленных выехали заместитель начальника УПВ И.М.Полухин, заместитель начальника Особого отдела УПВ Н.А.Романов и начальник учетно-регистрационного отдела УПВ И.В.Маклярский. Последний вскоре телеграфировал Сопруненко: «В абсолютном большинстве учетных дел персональные сведения членов семей военнопленных отсутствуют. Для составления списков приступил опросам военнопленных. Для этой работы мобилизовано 20 человек расчетом окончания ее в течение семи-восьми дней». 16 марта он же докладывал: «работа с печатанием списков подходит к концу. Еще 2-3 дня, и нарочными они будут отправлены в Минск и Киев. Очень большие трудности с точным установлением местожительства семей. Оказывается, что значительная часть семей, которые этого хотели, через смешанные комиссии выехали с нашей территории на германскую территорию... На холостых я списки не составлял. Прошу сообщить, следует ли после окончания списков семейных, составлять на холостых. Я лично считаю, что это делать нецелесообразно, ибо они никому не нужны будут». Однако Маклярский ошибался - для этих лиц предлагалось сообщать местожительство их родителей, братьев и сестер, проживавших вместе с ними.

Из Старобельска к 15 марта направили в Москву списки на 3 041 военнопленного, в том числе 27 тетрадей (1 662 человека) по воеводствам центральной Польши. В дальнейшем отсутствие сведений о местожительстве семьи в следственном деле и справке-заключении служило основанием для их возвращения из УПВ в лагеря на доработку.
   Приказ приступить к «операции по разгрузке» Старобельского, Осташковского и Козельского лагерей поступил в последних числах марта. В это время в Старобельске содержалось 8 генералов, 55 полковников, 126 подполковников, 316 майоров, 843 капитана, 2 527 других офицеров, 9 ксендзов, 2 помещика, 5 крупных государственных чиновников, 1 учащийся, 1 лакей бывшего президента Польши И.Мосьцицкого; в Козельске - 4 599 военнопленных, включая 1 адмирала, 4 генералов, 26 полковников, 72 подполковников, 232 майоров, 647 капитанов, 12 капитанов Морфлота, 3 капитанов II ранга, 2 капитанов I ранга, 3 480 других офицеров, 8 ксендзов, 9 помещиков, 61 государственного чиновника, 5 солдат, 37 других лиц; в Осташковском лагере - 6 364 человека, из них офицеров армии - 48, офицеров полиции и жандармерии - 240, полицейских и жандармов младшего командного состава - 775, рядовых полиции - 4 924, тюремных работников - 189, разведчиков - 9, ксендзов - 5, солдат и младших командиров армии - 72, прочих - 54.

Таким образом, в трех спецлагерях находилось 14 857 человек, в процессе «операции» туда дополнительно свозили военнопленных, как из «трудовых» лагерей, так и из тюрем и больниц.
   Первые списки на отправку военнопленных из лагеря в распоряжение УНКВД, т. е. к месту расстрела, начали поступать в Козельск, Старобельск и Осташков 3-5 апреля, в тюрьмы - около 20 апреля. Чаще всего каждый список содержал фамилии около ста человек. Оформлялись они в 1-м спецотделе НКВД СССР. Списки, подписывавшиеся начальником УПВ (с 14 апреля - его заместителем И.И. Хохловым в связи с командированием Сопруненко на границу с Финляндией для обмена там военнопленными), содержали предписание начальникам трех спецлагерей немедленно направить указанных в списке лиц в Калинин, Смоленск и Харьков для передачи их в распоряжение УНКВД Калининской, Смоленской и Харьковской областей. Аналогичные списки за подписью Меркулова вручались и начальникам УНКВД указанных трех областей и содержали приказ о расстреле поименованных в них лиц. Как правило, из Москвы сразу поступало от 3-х до 5 списков, в результате единовременно конвоировалось 300 - 450 человек, которые вскоре после доставки в тюрьму там же и расстреливались. В наряды на передачу людей УНКВД были включены 97% всех офицеров, полицейских и других военнопленных, содержавшихся в трех спецлагерях. Среди них были кадровые военные, резервисты, престарелые отставники; члены политических партий и абсолютно аполитичные люди; поляки, евреи, белорусы и украинцы. Врачей, исполнявших в армии свой гуманитарный долг, обрекали на расстрел наравне с жандармами, контрразведчиками и тюремными работниками. Практически речь шла не о том, кого осудить, а кому следует сохранить жизнь, включив в списки на отправку в Юхновский лагерь. В силу каких причин 395 узникам сохранили жизнь, не могли понять ни исследователи, ни оставшиеся в живых узники. «Почему некоторые пленные избежали расстрела - этого мы никогда не узнаем», - писал Ежи Лоек (Л.Ежевский) в своей книге «Катынь. 1940». Мотивы, по которым 3% узников была сохранена жизнь, столь же загадочны, как и те, по которым остальные 97% были ликвидированы, замечает в своих воспоминаниях профессор С. Свяневич, бывший заключенный Козельского лагеря, снятый с этапа по приказу Берии.

Однако материалы Центра хранения историко-документальных коллекций (ЦХИДК) позволили ответить и на этот вопрос. В справке, составленной начальником УПВ, в частности, указывалось: «Всего отправлено в Юхновский лагерь 395 человек. Из них: а) По заданию 5-го Отдела ГУГБ - 47 чел.; б) По заданию германского посольства - 47 чел.; в) По запросу литовской миссии - 19 чел.; г) Немцев - 24 чел.; д) По распоряжению зам. народного комиссара внутренних дел Союза ССР тов. Меркулова - 91 чел.; е) Прочих - 167 чел.». Другой документ - это список военнопленных, препровожденных в Юхнов, с указанием, по какому из названных мотивов был вывезен в лагерь тот или иной человек.

Разведка, т. е. 5-й отдел ГУГБ, составила список лиц, которые ее интересовали как источники информации или которые выразили готовность сражаться вместе с Красной Армией в случае нападения Германии на СССР. В связи с запросами германского посольства оставили в живых даже тех людей, которые никогда не были связаны с Германией, но о которых ходатайствовали влиятельные европейские, прежде всего итальянские, лица. Так, еще 30 января 1940 г. к советнику германского посольства в Риме барону И. фон Плиссену обратился граф де Кастель с просьбой посодействовать освобождению из плена графа Ю.Чапского, известного художника, одного из основателей польского импрессионизма. Об этом же просила князя Бисмарка и графиня Палецкая. В дополнительном запросе, поступившем в НКВД из НКИД СССР, наряду с фамилией Чапского фигурировали фамилии В.Комарницкого, будущего министра в правительстве В.Сикорского, адъютанта В.Андерса О.Слизиеня и другие.
   В группе, отобранной по указанию Меркулова, были и те, у кого надеялись выведать интересующие НКВД сведения, и те, кто не являлись офицерами или служащими карательных органов, - рядовые, унтер-офицеры армии, подхорунжие, юнаки, беженцы. В Юхновский лагерь попали и люди, заявившие о своих коммунистических убеждениях. В разряд «прочих» входили и несколько десятков осведомителей, поставлявших Особым отделениям лагерей компромат на своих солагерников. Еще 4 апреля Зарубину (Козельский лагерь), Миронову (Старобельский) и Холичеву (Осташковский) было передано поручение Меркулова составить справки и характеристики на всех доверенных лиц и вместе с их делами и агентурными материалами на них выслать в Москву. 7 апреля им же и начальникам трех спецлагерей было направлено новое предписание: «На основании распоряжения замнаркома тов. Меркулова вторично предупреждаю, если в списках военнопленных, подлежащих отправке в лагеря, будут Ваши люди, последних, как ошибочно включенных в списки, никуда не отправлять до особого распоряжения». Через пять дней Сопруненко вновь напоминает начальникам лагерей о необходимости предоставлять Зарубину, Миронову и Холичеву списки на отправку и оставлять в лагере тех, на кого они укажут.

Дела военнопленных, вероятно, проходили следующим образом: из лагерей в УПВ поступали личные досье и справки-заключения с незаполненной последней графой, а также списки следственных дел в порядке их номеров. Здесь их проверяли и в случае каких-то недочетов отправляли на доработку. Если все бумаги отвечали предъявлявшимся требованиям, их передавали в 1-й спецотдел, предварительно вписав рекомендацию по делу в справку-заключение. В 1-м спецотделе над ними работали под руководством замначальника этого отдела капитана госбезопасности А.Я. Герцовского. Учитывались и материалы дел, оформленных ранее бригадами следователей из центрального аппарата НКВД СССР. При этом часть досье ставилась на особый контроль, решение по ним принимал лично Меркулов. Остальные передавались в Комиссию (т. е. тройке Меркулов, Кобулов и Баштаков), которая приговаривала военнопленных и узников тюрем к высшей мере наказания. Решения Комиссии оформлялись особыми протоколами, в которых, по-видимому, фигурировали не фамилии осужденных, а номера списков. Первые семь списков, которые были подписаны 1 и 2 апреля, включали фамилии 692 офицеров из Козельского лагеря. 9 апреля были подписаны 13 списков на 1 297 человек. Мог ли орган внесудебной расправы рассмотреть по существу 1 100 - 1 300 дел? Ответ очевиден - это физически невозможно. Понятно, что в задачу тройки входило лишь проштамповать списки, оформив это специальными протоколами. Именно о них докладывал Н.С.Хрущеву председатель КГБ А.Н.Шелепин 3 марта 1959 г., предлагая уничтожить все личные и следственные дела военнопленных, но сохранить протоколы тройки. Хрущев, как следует из показаний ряда работников бывшего КГБ, отдал по телефону приказ сжечь все, включая и протоколы Поскольку Хрущев как первый секретарь КП(б)У был причастен и к проведению «операции по разгрузке» тюрем западных областей Украины, расстрелы узников ко торых оформлялись протоколами этой тройки, и к депортации семей офицеров и полицейских, его стремление уничтожить всю документацию представляется естественным. Другое дело, насколько достоверны показания бывших работников органов госбезопсаности. Об этом мы сможем судить только после открытия архивов этих органов. Без документального подтверждения они вызывают серьезные сомнения у польской общественности.
   Дела тех, кого было решено оставить в живых, в Комиссию не передавались и осужденными они не значились. В УНКВД, т. е. на расстрел, были отправлены по предварительным данным 14 587 военнопленных из трех спецлагерей, по справкам 1941-1943 гг. - 15 131 человек. Шелепин же 3 марта 1959 г. сообщил Хрущеву о 21 857 расстрелянных военнопленных и узников тюрем, из которых 7 305 были заключенными.
   Тех, кого отправляли в УНКВД, даже не подозревали о том, что их ждет. Комиссар УПВ С.В.Нехорошев сообщал трем заместителям наркома - В.В.Чернышеву, И.И.Масленникову и В.Н.Меркулову, что «в связи с отправкой настроение военнопленных приподнятое». Большая часть военнопленных жителей оккупированных Германией польских территорий высказывали нежелание возвращаться на родину, но стремились попасть в нейтральные страны. Оттуда они рассчитывали пробраться во Францию и продолжить борьбу против нацистов. При задержках с этапированием в Смоленск, Харьков и Калинин польские офицеры и полицейские проявляли серьезное беспокойство, опасаясь, что их не отправят на родину, обращались к лагерному начальству с просьбой ускорить отправку. Старшие офицеры советовали своим коллегам, отправлявшимся с первыми партиями, делать в вагонах надписи с указанием конечной станции, чтобы последующие знали, куда их везут. 7 апреля при возврате вагонов была обнаружена фраза на польском языке: «Вторая партия - Смоленск, 6/IV - 1940». Естественно, последовал приказ тщательно осматривать вагоны и все надписи смывать.
   О том, как проходило этапирование военнопленных и что они при этом чувствовали, мы знаем из дневников, обнаруженных в катынских могилах в 1943 г. Тридцатидвухлетний поручик Вацлав Крук вел свой дневник всего два последних дня своей жизни. Приведем запись от 8 апреля: «До сих пор я ничего не писал, считая, что ничего особенного не происходит. В последнее время, то есть под конец марта и в начале апреля, появились настроения "на выезд". Мы считали это обычной сплетней. Тем временем сплетня начала реализовываться. В первых днях апреля начали... (несколько слов смыто. - Н.Л.) отправлять этапы, сначала небольшие. Со Скита рабо... по десять и более человек. Наконец 7-го, в субботу, ликвидировали... и перевели в главный лагерь... Нас временно поместили в майорский блок. Вчера отправили высших офицеров - 3 генерала, 20-25 полковников и столько же майоров. Способ отправки вселял в нас лучшие надежды. Сегодня очередь дошла до меня. Утром я помылся в бане, постирал носки и платочки... вообще... до... "С вещами". После сдачи казенных вещей обыскали повторно в 19-м бараке, а оттуда через ворота вывели к машинам, на которых мы доехали до небольшой станции, но не до Козельска (Козельск отрезан половодьем). На этой станции под строгим конвоем нас погрузили в тюремные вагоны. В тюремном отсеке вагона, который я вижу первый раз в жизни, нас 30 человек. Я еще не знаком с этими товарищами по плену. Теперь ждем отправки со станции. Если ранее я был настроен оптимистически, то теперь от этого путешествия не жду ничего хорошего... Едем в направлении Смоленска. Погода... солнечная, на полях еще много снега».

Запись, сделанная 9 апреля:

«Вторник. Ночь мы провели лучше, чем предыдущую в вагонах для скота. Было немного больше места и не так ужасно трясло. Сегодня погода... вполне зимняя. Сыплет снег, пасмурно. Снегу на полях, как в январе. Невозможно сориентироваться, в каком направлении движемся <...> День проходит как обычно. Вчера утром дали порцию хлеба и сахара, а в вагоне - холодную кипяченую воду. Сейчас приближается полдень, но еды не дают. Обращение с нами... также ординарное. Не разрешают ничего. Выйти в туалет можно лишь тогда, когда это вздумается конвоирам; ни просьбы, ни крики не помогают <...> Теперь 14.30. Въезжаем в Смоленск. Уже вечер, проехали Смоленск, прибыли в Гнездово. Похоже, нас будут выгружать, вокруг много военных. До сих пор нам не дали ничего поесть. Со вчерашнего завтрака живем порцией хлеба и воды».
   Военнопленных со станции Гнездово, ближайшей к Катынскому лесу, везли в «черных воронах» в сосновый бор, где группами уводили на расстрел. Расстреливали в мундирах, в орденах. В восьми катынских могилах в 1943 г. были обнаружены 4 143 тела; при их эксгумации нашли документы, письма, дневники, польские монеты, крупные купюры злотых и т. д. Стреляли в затылок с близкого расстояния. Использовались немецкие пули 7,655 мм калибра. В 20% случаев руки у офицеров были связаны за спиной проволокой или плетеным шнуром с двойной петлей. В одной из могил находились тела, на головах которых были шинели, на уровне шеи обмотанные шнуром, который соединялся петлей со связанными руками. Если человек пытался двинуть руками, петля на шее тут же затягивалась. На территории Катынского леса покоятся и многие тысячи советских людей, расстрелянных гебистами.

О том, как проходили расстрелы в Калининской тюрьме военнопленных из Осташковского лагеря, рассказал следователям Военной прокуратуры бывший начальник УНКВД по Калининской области Д.С. Токарев. Он сообщил, что для руководства этой работой были присланы майор госбезопасности начальник комендантского отдела НКВД СССР В.М.Блохин, майор госбезопасности Синегубов и начальник штаба конвойных войск комбриг М.С.Кривенко.
   Военнопленных после выгрузки в Калинине размещали во внутренней тюрьме Калининского УНКВД на Советской улице. Тюрьму временно очистили от других заключенных, одну из камер обшили войлоком, чтобы не были слышны выстрелы. Из камер поляков поодиночке доставляли в «красный уголок» (Ленинскую комнату), там сверяли данные - фамилию, имя, отчество, год рождения. Затем надевали наручники, вели в приготовленную камеру и стреляли из пистолета в затылок. Потом через другую дверь тело выносили во двор, где грузили в крытый грузовик. Руководил расстрелом Блохин, который привез с собой целый чемодан немецких «вальтеров», ибо советские наганы не выдерживали - перегревались. Перед расстрелом Блохин надевал спецодежду: кожаную коричневую кепку, длинный кожаный фартук, такие же перчатки с длинными крагами выше локтей. «Я увидел палача», - рассказывал следователям Д.С. Токарев. На рассвете 5-6 машин везли тела в Медное, где уже были выкопаны экскаватором ямы, в которые тела как попало сбрасывали и закапывали. После каждого такого расстрела Токарев доносил В.Н. Меркулову: по такому-то наряду исполнено (т.е. расстреляно) столько-то. 5 апреля он, в частности, отправил шифровку: «Первому наряду исполнено № 343». Именно столько накануне было отправлено из Осташкова в Калинин военнопленных. Офицеров из Старобельского лагеря расстреливали в Харьковской тюрьме при самом активном участии начальника УНКВД Харьковской области майора госбезопасности П.С. Сафонова. Технология расстрела была такой же, как и в Калинине. Тела везли в район Семихаток - ныне б-й район лесопарковой зоны Харькова. Как в Катыни и в Медном, здесь издавна закапывали тела расстрелянных органами людей.
   Исчезновение более 15 тыс. офицеров и полицейских вызвало огромное беспокойство у их родных и близких, которые бомбардировали НКВД запросами. Так, И. Томяк писала начальнику Осташковского лагеря П.Ф.Борисовцу: «Простите, что осмеливаюсь Вас беспокоить, но руководит мною сильная любовь к мужу и забота о нем. ...Не сплю по ночам, беспокоюсь ужасно. Умоляю, пожалейте меня, напишите, жив ли муж, можно ли ему помочь деньгами, и, если его нет уже в тюрьме, укажите место пребывания его или к кому я должна обратиться для того, чтобы узнать, где теперь находится. Прошу, пожалейте меня, не откажите в моей просьбе, буду от души благодарна. Зная, что муж жив, буду спокойно работать, зарабатывать на содержание шитьем одежды. С почтением Изабелла Томяк». На письме помета «1-й Спецотдел». Это означало, что И.И.Томяка уже не было в живых.
   Расправившись с польскими офицерами и полицейскими, Сталин и Берия не пощадили и военнопленных из лагерей Наркомчермета, которые постоянно требовали отправки их домой и зачастую саботировали работу на шахтах Кривого Рога и Донбасса. Сразу по завершении операции по разгрузке трех спецлагерей 8 000 рядовых и младших командиров польской армии были переведены из наркомчерметовских лагерей в Северный железнодорожный лагерь ГУЛАГа на строительство Северо-Печорской железнодорожной магистрали. Условия, в которых находились поляки, ничем не отличались от условий, созданных для советских зэков, т. е. рассчитанных на убийство трудом. К началу войны подавляющее большинство из них подорвали свое здоровье и были уже нетрудоспособным. Лишь начавшаяся в июне 1941 г. война и последовавшая в сентябре 1941 г. передача их, как и других уцелевших польских военнопленных, в армию В. Андерса спасла их от гибели.
   Параллельно с операцией по разгрузке лагерей для военнопленных и тюрем западных областей УССР и БССР 13 апреля была проведена депортация семей военнопленных. Окончательное решение о ее проведении было принято Политбюро и Советом Народных Комиссаров 10 апреля. Они одобрили предложения, представленные Берией 5 апреля. Утверждена была и инструкция о проведении операции. Кроме семей военнопленных офицеров и полицейских, узников тюрем, было предписано депортировать и беженцев с территории Польши, «отошедшей к Германии, изъявивших желание выехать из пределов Советского Союза на территорию, занятую немцами и непринятых германским правительством», а также проституток. СНК Казахстана предлагалось обеспечить 22-25 тыс. семей жильем и работой, наркомату путей сообщения - выделить 81 эшелон по 55 вагонов в каждом, наркомату торговли - обеспечить переселенцев питанием в пути. Трудоустроить их предлагалось прежде всего на предприятиях наркоматов лесной промышленности и цветной металлургии. Наркомат финансов должен был выделить на эту операцию 30 млн рублей.
   По данным начальника отдела трудовых поселений ГУЛАГа М.В. Конрадова, за I и II кварталы 1940 г. в 586 поселках были размещены 215 тыс. человек (54 832 семьи) из западных областей УССР и БССР, преимущественно поляков. Из них 138 тыс. - в I квартале, 77 тыс. - во II.
   Условия жизни в Казахстане были не многим лучше, чем в северных областях СССР. Жили чаще всего в землянках, мазанках, из-за отсутствия воды мылись крайне редко, в основном летом, когда вода нагревалась на солнце. Во многих поселках не было ни школ, ни больниц. Не привычен и тяжел был климат: летом жара доходила до 45°, зимой морозы в 50°. По степи рыскали волки, нападавшие на скот и людей. Особенно трагичной была судьба детей. 20 мая, в день, когда закончилась операция по массовому расстрелу военнопленных и заключенных тюрем, польские дети Иван Денишин, Фалей Заводщки, Збигнев Енджейчик и Барбара Ковальска обратились к Сталину: «Коханный ойче Сталин! Мы малы деци з балшим прошэнием до Великого Отца Сталина просим з гарачэго серца чтоб нам вирнули наших отцов, которые работають в Осташкове. Нас переслали з Западной Белоруси на Сибир и нам нивилели что небуть взяць з сабой. Нам сичас цяжко жывецца у всех децей мать не здоровые и не могут работаць и вопшэ ничто пронас не думае как мы живем и работы никакой недають. За это мы малы деци голодам примераем и еничо просим отца Сталина штов пронас не забыл мы всегда будем в Совецким Союзе хорошими рабочыми народом только нам тяжко жиць без наших отцов. До свиданя ойче». Однако отцов их к этому времени уже расстреляли по воле «отца Сталина».
   Третий поток депортаций пришелся на последнюю декаду июня 1941 г. 29 июня было начато и к середине июля закончено выселение 76 382 человек (25 682 семьи) в Красноярский и Алтайский края, Архангельскую, Воло годскую, Горьковскую, Иркутскую, Новосибирскую, Ом скую, Свердловскую, Челябинскую, Якутскую области Коми АССР. Касалось оно прежде всего выходцев из цен тральных польских воеводств.

Последняя депортация была проведена накануне нападения Германии на СССР, 20 июня. В пути эшелоны бомбили немцы. Вывозили главным образом в районы Центральной Сибири, Алтайский край, на Север. По прибытии на место, все, включая подростков 10- 12 лет, должны бы ли трудиться. Даже после августовской амнистии вагоны с заключенными поляками продолжали следовать в направлении Владивостока.

Всего, по данным А.Я. Вышинского, из присоединенных к СССР в результате сентябрьского «освободительного» похода территорий были выселены 388 тыс. человек Эти данные подтверждаются справками НКВД и конвойных войск, хотя в польской историографии все еще фигурирует цифра 1 500 000 депортированных. Однако и выселение почти 400 тыс. поляков, большую часть которых составляли дети, женщины и старики, свидетельствует о планомерном подрыве генофонда польского народа. Если же учесть, что эти депортации проводились параллельно и в тесной связи с уничтожением польских офицеров, полицейских, работников государственного аппарата, промышленников, землевладельцев, что большую часть офицерства составляли запасники, призванные лишь за несколько недель до их пленения, учителя, врачи, агрономы и другие представители польской интеллигенции, то факт геноцида против польского народа станет очевидным.

Кардинальные вопросы катынской трагедии - кто, когда и почему принял решение о массовом уничтожении польских военнопленных - офицеров и полицейских - после обнаружения «Особой папки» по катынскому вопросу в Архиве президента Российской Федерации можно в основном считать решенными. Найденные в кремлевском архиве папки помогают понять, какими соображениями руководствовались Сталин и Политбюро ЦК ВКП(б), принимая это преступное решение. В сочетании со всем комплексом ранее найденных нами архивных материалов они позволяют ощутить атмосферу, которая царила в то время в окружении Сталина и в НКВД, осознать их отношение к военнопленным как к государственным, классовым и идеологическим врагам. Многое разъясняет и анализ отношения советского руководства к «панской Польше» в 20-х и 30-х годах, внутриполитической ситуации в СССР и, наконец, особенностей психологии «вождя».

На протяжении 20-х и 30-х годов Польша в СССР рассматривалась в качестве «санитарного кордона» на его границах. В ней видели активного борца за идею Великой Польши, за расчленение СССР, отделение от него Украины и Белоруссии, угнетателя «братьев по крови». Польские вооруженные силы, с которыми Красной Армии довелось сражаться в 20-х годах, продемонстрировали свою мощь и в целом считались в предвоенный период потенциальным врагом страны Советов.

Военные и политики в СССР с беспокойством следили за усилиями нацистской Германии склонить Варшаву к совместному походу против СССР. Когда же планы Берлина не были реализованы, а Польша связала себя тесными узами с Лондоном и Парижем, но не с Москвой, раздражение Сталина против нее лишь усилилось. В польском государстве увидели не только неблагодарного соседа, отказавшегося от пропуска Красной Армии через свою территорию в случае нападения Германии на Польшу, но и участника западной коалиции. Последняя же воспринималась советским руководством как сила, способная противодействовать разделу сфер влияния между СССР и Германией. Закрепив 28 сентября 1939 г. «Советско-германским договором о дружбе и границе» ликвидацию польского государства, Сталин и Гитлер стали предпринимать каждый со своей стороны далеко идущие меры по подрыву самих основ польской государственности.

30 мая 1940 г. нацистский генерал-губернатор оккупированных польских территорий Г.Франк заявил: «10 мая началось наступление на Западе. Это значит, что в этот день угас преобладающий интерес мира к происходящему здесь у нас... Теперь мы должны использовать представившийся нам момент... Как национал-социалисты мы обязаны думать о том, как бы за счет этих немецких жертв не поднялась польская нация... Я совершенно открыто признаю, что это будет стоить жизни нескольким тысячам поляков, прежде всего из руководящего слоя польской интеллигенции... Фюрер выразился так: то, что мы сейчас определили как руководящий слой в Польше, нужно ликвидировать. То, что вновь вырастет ему на смену, нам нужно обезопасить и в пределах соответствующего времени снова устранить». Массовые депортации поляков, рабский труд, уничтожение мирных граждан - все это были составные элементы политики геноцида против польского народа, поддерживаемой желанием уничтожить навеки само понятие «Польша».

О том, как на практике реализовалось решение Гитлера, поведал бригаденфюрер СС Штрекенбах. Со времени проведенной полицией безопасности 1 марта 1940 г. операции в ее руках оказалось около 2 000 мужчин и несколько сот женщин, «действительно представлявших собой интеллектуальный руководящий слой... Суммарное осуждение этих людей началось в тот момент, когда был издан приказ о чрезвычайной акции по умиротворению. Осуждение военно-полевыми судами 2 000 арестованных приближается к концу, и осталось вынести приговоры лишь очень немногим лицам», - сообщил своим коллегам эсэсовец. На этом, однако, «акция АБ» - операция по уничтожению польской интеллектуальной элиты - не заканчивалась, планировалось арестовать еще 2 000 человек. В этом же ключе проводил свои акции и Сталин.

Узники Козельска, Старобельска и Осташкова представляли собой военную и интеллектуальную элиту Польши. Они были полны решимости вступить в борьбу за восстановление независимости своей страны, воспрепятствовать усилиям сталинского режима в насаждении своих порядков на отошедших к СССР территориях. Офицеры и полицейские, пробыв более полугода в достаточно тяжелых условиях плена, не были сломлены психологически и нравственно. Они не отказались ни от своей родины, ни от религии, ни от политических, ни от моральных ценностей. Надежды советского руководства на «перевоспитание» хотя бы части рабочих и крестьян, представителей трудовой интеллигенции, одетых в мундиры, оказались тщетными. Следовательно, по логике Сталина и его приближенных, носителей инакомыслия надо было ликвидировать.

Мы не должны забывать и о той ненависти, которую питал «вождь народов» к польскому офицерству, заставившему его испытать в 1920 г. горечь сокрушительного поражения. Аргумент о возмездии «белополякам» за пролитую ими в 1919-1920 гг. кровь красноармейцев был призван оправдать акцию в глазах тех, кто ее осуществлял.

Могли быть и другие, не столь кардинальные соображения, например стремление заверить Берлин, что СССР не держит камня за пазухой, пестуя польское офицерство; стремление избавиться от «пятой колонны» на случай, если разразится война с Францией и Англией из-за Финляндии и Прибалтики, и т. д.
   По свидетельству английского посла при лондонском правительстве В. Сикорского Оуэна О'Маллея, сами поляки усматривали причину уничтожения офицеров и полицейских именно в желании разрушить фундамент, на котором могла впоследствии возродиться польская государственность, в подрыве основы польской нации.

Лишь нападение Германии на СССР побудило сталинский режим несколько изменить свою политику в отношении польского населения, большая часть которого в 1945 г. была репатриирована в Польшу. Однако и в послевоенное время руководство СССР старалось полностью контролировать действия коммунистического режима в Польше, создавая лишь видимость ее независимости.

© 2000-2023 Polska.ru

«О Польше по-русски»

Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика